А меня бросил здесь одного, думал Джеймс. Или почти одного. Только Саймон и Берт Эллисон. Но Саймон не верит и по-прежнему думает, что все делаю я сам. А Берт верит, но ничем не может помочь. Джеймс вздохнул и вернулся в дом, предоставив сад летучим мышам, носившимся над деревьями, и Тиму, который крался вдоль забора, пробираясь в поля по какому-то сугубо личному ночному делу.

На другой день в школе мистер Холлингс сделал важное объявление. Кто-то, сказал он, ходит по Лэдшему и пишет на стенах. Угрожает. Бранит некоторых лиц. Викария, доктора и районную медицинскую сестру. Мало того: в аптеке разбили окно, в машину археологов, которые работают на городской ферме, бросили камень. Дети выслушали все с должным возмущением. Мистер Холлингс добавил, что хотя и не допускает мысли, что ЕГО ученики могут быть замешаны в столь постыдных делах, но тем не менее обещал полиции поговорить с ними. Известно ли кому-нибудь хоть что-либо?

Все сто голов качнулись отрицательно.

— Мистер Холлингс сказал, что он именно так и думал. Но все, разумеется, согласны, что этому надо положить конец. А потому он просит всех смотреть в оба и немедленно сообщать ему или полиции, если кого-нибудь заподозрят. Договорились?

Все сто голов кивнули утвердительно.

— А сейчас, — сказал мистер Холлингс, — принимаемся за работу. Сегодня надо еще очень много сделать для подготовки к столетнему юбилею.

Возвращаясь в классную комнату, мистер Холлингс оказался рядом с Джеймсом.

— Джеймс!

— Да, сэр?

— Сегодня утром со мной говорил полисмен.

— О! — сказал Джеймс. И почувствовал, как горячая волна заливает ему лицо и шею.

— Я сказал, что вчера вечером действительно встретил тебя и Саймона. Как раз когда был брошен кирпич в окно аптеки.

— Да, — сказал Джеймс. — Спасибо.

— Так что это снимает с тебя подозрение.

— Да, конечно.

— Вот что странно, — сказал мистер Холлингс. — Эти надписи на стенах очень необычны. Что-то в них старинное. И похоже на надпись, которую ты как-то сделал на классной доске. В шутку.

— Разве? — сказал Джеймс.

— Да. И ты действительно ничего об этом не знаешь?

— Нет.

— Я ни на что не намекаю. Я просто удивляюсь. И я подумал, что ты, может быть, что-то знаешь. Кого-то, кто мог такое сделать.

— Нет, — грустно сказал Джеймс. — Никого.

— Ну что ж…

Мистер Холлингс отошел, чтобы разобраться в недоразумении, возникшем в другом конце классной комнаты. У Джеймса осталось чувство, что он не то чтобы под подозрением, но какая-то легкая тень на нем лежит. Какое-то сомнение. Ничего определенного, и все же тень сомнения. А это не очень приятно, думал Джеймс. Даже совсем неприятно.

Впрочем, позднее мистер Холлингс подошел к нему снова, как бы желая восстановить прежние отношения.

— Не поможешь ли мне, Джеймс? Надо вывесить портрет благодетеля. Достань его, пожалуйста. Вместе с Саймоном. Большой портрет. Он у нас в кладовой, у задней стены.

— Да, — сказал Джеймс. — Конечно. А что за благодетель?

— Это человек, который много сделал для школы. Когда-то давно. Помогал деньгами, книгами и прочим. Смотри осторожней со стеклом.

— Постараюсь, — сказал Джеймс.

Портрет стоял лицом к стене за кипами тетрадей и коробками моющих и чистящих средств. Пришлось протаскивать его между ящиками с костюмами для рождественских представлений. Портрет был тяжелый.

— Оботри с него пыль, — сказал Саймон.