Вымахал он на все восемнадцать, но мой опыт подсказывал, что ему не больше пятнадцати. Плечи у него были широкие, но костлявые, кисти не очень большие. Ему еще предстояло расти, прежде чем стать взрослым мужчиной.
– Я сильный, – заявил он. – Не очень разбираюсь в починке машин, но помогал дяде держать «жука» в рабочем состоянии.
Я поверила в это: все вервольфы сильны. Едва уловов характерный запах мускуса и мяты, я почувствовала сильное желание убрать его со своей территории. Однако, не будучи вервольфом, я умею контролировать свои инстинкты – они мной не командуют. К тому же мальчишка едва заметно дрожал в эту влажную ноябрьскую погоду, и это пробуждало во мне иные, более сильные чувства.
Моя личная политика – не нарушать закон. Я не превышаю скорость, страхую свои машины, плачу федералам чуть больше налогов, чем следовало бы. Я иногда даю работу, но никогда не нанимаю тех, кто не может числиться в моей ведомости на зарплату. К тому же он вервольф, да еще новый, если моя догадка верна. Молодые вервольфы не так успешно контролируют своих волков, как другие.
Он ничего не сказал о том, что женщина‑автомеханик – необычное зрелище. Конечно, он скорее всего какое‑то время наблюдал за мной и свыкся с этой мыслью – тем не менее он промолчал на сей счет, а это очко в его пользу. Но все же этого было недостаточно для того, что я собиралась сделать.
Он потер руки, чтобы согреть, пальцы покраснели.
– Хорошо, – наконец согласилась я. Не самый разумный ответ, но глядя на то, как он дрожит от холода, другого я дать не могла. – Посмотрим, что из этого выйдет… За этой дверью душ и прачечная. – Я показала на дверь в конце гаража. – Мой последний помощник оставил там свой старый комбинезон. Он висит на крюке в прачечной. Если захочешь принять душ и переодеться, можешь выстирать свои вещи в машине. Там же холодильник, в нем сэндвичи и банки с шипучкой. Поешь и приходи, когда будешь готов.
Я чуть подчеркнула слово «поешь»: не собираюсь работать с голодным вервольфом, пусть до полнолуния еще целых две недели. Некоторые скажут вам, что вервольфы способны менять форму только в полнолуние, но говорят, и призраки не существуют.
Парень, уловив мой командный тон, напрягся, глядя мне в глаза. Чуть погодя он пробормотал: «Спасибо» и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Я перевела дыхание. Я хорошо знаю, что не стоит отдавать приказы вервольфам: это все их инстинкт доминирования. Из‑за него вервольфы обычно долго не живут. Именно подобные инстинкты – причина того, что их дикие братья не уживаются с цивилизацией, в то время как койоты процветают даже в некоторых районах Лос‑Анджелеса.
Койоты – мои братья. О, я не веркойот – если такие существуют, – я ходячая.
Этот термин происходит от сочетания «ходячая в шкуре», так называли ведьм в племенах индейцев Юго‑Запада; эти ведьмы надевали шкуру койота или другого животного и бродили в ней, распространяя болезни и смерть. Белые поселенцы неправильно использовали это слово для названия всех, кто меняет форму, и термин прижился. Мы вряд ли в состоянии возражать – даже если бы вышли из укрытия, как поступил меньший народ – другие, – нас слишком мало, чтобы поднимать шум.
Не думаю, чтобы мальчишка понял, кто я, иначе он ни за что не повернулся бы ко мне, другому хищнику, спиной и не пошел в душ мыться и переодеваться. У волков очень острое обоняние, но гараж полон необычных запахов, к тому же я сомневаюсь, чтобы он хоть раз в жизни встречал таких, как я.
– Нашла замену Теду?
Я повернулась и увидела, как снаружи в помещение входит Тони. Очевидно, он какое‑то время прятался и наблюдал за нашей встречей. Тони хорош в таких делах – ведь это его работа.
Он был гладко выбрит. |