– А что известно о моей группе? Южный сектор, части 2 и 3.

– Те, кто выжил в битве, где вас ранили, сражаются вместе с людьми.

Странная все‑таки вещь – война. Верно ли, что ваши воюют лучше в компании людей?

– Не замечал.

Медик, видимо, не расслышал.

– Время ожиданий и надежд. Кое‑кто говорит, что люди выгонят криголитов, мазвеков и амплитуров из Кантарии к концу года.

– Невозможно. У врага слишком прочные позиции, он слишком хорошо укрепился. Их линии снабжения безопасны и…

Неожиданно медик перебил его. До сих пор не случалось, чтобы гивистам перебивал массуда.

– Для людей это ничего не значит. Это понятно, ведь они нецивилизованные. Я видел записи. Представьте себе: самые свирепые и агрессивные существа в мире, и при этом – с разумом. Это и есть люди. Хотя, – добавил он после мгновенного колебания, – у них есть хорошая музыка.

Двойные веки моргнули в ровном, мягком больничном свете. Форма медика была украшена значками его специальности.

– Расскажите мне что‑нибудь.

– Если смогу, командир. – Он проверил хронометр, и Кальдак отметил длину его пальцев, похожих на когти, слишком больших для его расы. Может быть, они имели какую‑то практическую функцию.

– Что вы думаете о людях?

– Лично я?

– Да.

Медик задумался. Гивистамы предпочитают групповой обмен мнениями.

Через минуту он сказал:

– Сам я с ними мало сталкивался. О подлинной культуре и высокоцивилизованном воспитании они мало что знают, вопреки их претензиям. Меня восхищает их цепкость и их боевые качества, хотя я бы сам с ними не общался. Но их присутствию я рад, потому что от меня воевать не требуется. Люди сражаются и умирают за Гивистам и за наших.

– Они сражаются ради собственных целей, – поправил Кальдак.

– Их страсть к странным видам удовлетворения хорошо известна, – гивистам щелкнул когтями‑пальцами. – Это лишь подтверждает их нецивилизованный статус. Меня не волнует, по каким причинам они воюют. Важно, что благодаря этому остальные защищены.

– Нет, я имел в виду, как вы воспринимаете их на личном уровне?

– Я сам знаю немногих людей. Те, с кем я имел дело, всегда очень признательны за хорошее лечение, точно это – особая услуга, а не неотъемлемое право. Они знают цивилизованное поведение, но не очень понимают, и естественное считают необычным. Лично же общаться с ними у меня нет желания. Будь я с ними в одной комнате, я бы, наверное, начал стучать ногами в дверь, стараясь убежать. Но здесь, – он обвел жестом медицинский комплекс, – я больше всего общаюсь со своими, есть здесь также группы С’ванов, о’о’йанов, даже юла и массуды. В общем, я не одинок среди людей.

– Так что это не беспокоит вас?

– Что – не беспокоит?

– То, что люди так много сражаются, и так успешно, что это получается у них лучше всего?

Пузырчатые глаза вопросительно повернулись к нему.

– Да это нравится мне, как нравится всему моему народу!

Дверь отворилась и вошел о’о’йанский техник, более миниатюрный, чем гивистамы. Он также отличался цветом, строением черепа, поведением.

– Знаете, сейчас мне нужно заняться другой работой, командир. Вам нужен отдых. Я уверен, что вы отсюда сможете выписаться уже через день или два.

– Благодарю, – сказал Кальдак на сносном гивистамском языке. Врач хорошо говорил по‑массудски, но здесь, на Кантарии, занимаясь ранеными солдатами, он, наверное, утратил часть своих навыков. Больше того, он уже видел, что гивистам говорил по‑английски. Обычно работая с ранеными людьми, они использовали свои трансляторы. То ли они не имели времени овладеть языком новых союзников, то ли хотели соблюдать дистанцию.