|
Левин горячий поступок, отказ от математики «из-за любви», возможно, и имел сложную природу, — совершенный вроде бы под влиянием минуты, был обдуманным рывком на свободу, как у кита-полосатика, и Лева сам не знал, какова здесь доля расчета, а какова доля эмоций. В Леве, возможно, и были будто два человека, и как там они между собой договаривались — неведомо, но в Илье был один человек, еще маленький, у которого первая любовь. Маринка смотрела беззащитно, ни о чем не просила, Фира была грандиозная, как всегда, и — нет чтобы наслаждаться любовью обеих — это было мучительно. Илья обдумывал, как он это называл, «свою ситуацию», и самые дикие мысли его посещали: уехать с Маринкой в Израиль, уехать с Фирой в Израиль, и каждый вечер перед сном принимал совершенно твердое решение и засыпал с облегчением — все решено, будет так, — а утром все начиналось сначала. Однажды он даже подумал, не уйти ли из жизни — тихонечко выйти из комнаты и прикрыть за собой дверь…
О романе Ильи Кутельманы узнали самым случайным образом — просто наткнулись на Илью с Маринкой в кинотеатре «Аврора» — смотрели «Покровские ворота», смеялись, и парочка перед ними целовалась так яростно, прямо-таки флюиды страсти от нее исходили, и Фаина, наклонившись к Кутельману, сказала: «Я не ханжа, но все же это безобразие». А когда зажегся свет, увидели: безобразие — это Илья. И он их увидел, глупо улыбнулся, начал прикрывать Маринку плечом, как будто им было до нее дело. Оба, и Кутельман, и Фаина, возмутились, Фиру пожалели, и, узнав, как Илья мучается, подумали бы мстительно: «Вот тебе, Илья, не все коту масленица». Следующая Фирина мысль была: «Как я могла не заметить?..» Таня, когда выросла большая и уже написала не один сценарий сериала, вдруг начала высокомерно лениться писать семейные сцены. И правда, это скучно. Стандартный диалог повторяется из сериала в сериал, из века в век… Казалось бы, турецкий сериал, 16 век, Сулейман-хан, покоривший всю Европу, и все одно и то же: — Почему ты не пришел ночевать?.. — Не успел закончить дела. — Почему ты не предупредил? — Думал, что ты заснешь, и не хотел беспокоить. В каменном веке, очевидно, было так же: — Почему ты не пришел ночевать? — Не успел закончить дела… …Первая Фирина мысль была «какая я дура!», затем «как я могла не заметить?», а следующая «не прощу, ни за что, никогда!». Какой тяжелый Фире выдался год, обычные года не такие эмоциональные качели! Мало ей Левы, так еще роман Ильи! Бог словно хотел превратить этот год Фириной жизни в пьесу, так, чтобы ни одна ниточка не осталась оборванной, всякое ружье, висящее на стене в первом акте, выстрелило в третьем; Бог гонялся за Фирой со скалкой и говорил предупреждающим тоном: «Фира, остановись, говорю тебе, остановись!» Наверное, Фира услышала, потому что ее реакция была совершенно не такой, как можно было ожидать. Фира плакала, говорила: «Илюшка, я не для тебя, ты такой молодой, а я уже старая», просила у Ильи прощения — очевидно, было за что. Фира плакала, Илья плакал, чувствовал себя любимым, — давно уже он не чувствовал себя таким значимым. Просил прощения, говорил «я тебя люблю», обнимал ее и, будто со стороны наблюдая за собой, внимательно следил, стараясь поймать момент, когда вина перейдет в желание, но вины и жалости к ней становилось все больше, пока она не затопила все, — и впервые у него не вышло. В самый разгар любви с Маринкой все получалось, а тут не вышло!.. Но люди все могут пережить, и они пережили. Фира с Ильей никогда не расстанутся, их брак действительно был заключен на небесах. |
