Кого? Кого можно представить в качестве начальника Тайной канцелярии, особенно усовершенствованной? Суворова? Не знаю. Я не знаю, черт подери! Я не успел толком ни с кем познакомиться, когда меня потащили в Москву. А там всем было настолько откровенно не до меня, что это не было даже обидно.

— Ваше высочество, — в комнату без стука ввалился Сафонов. — Там… это…

— Миша, что это? Говори понятнее, я не понимаю тебя, — нахмурившись, я скрестил руки на груди.

— Турок там, — шепотом произнес Сафонов.

— Турок? Как он сюда попал? И кто его пропустил? — я уставился на Сафонова. В голове не укладывалось, что вор мог вот так запросто проникнуть во дворец, и его никто не остановил.

— В том-то и дело, что никто. Он холопом прикинулся, дворовым. Притащил прямо в зал ожиданий охапку цветов, и давай их по вазам расставлять. Я его узнал, и сразу сюда прибежал. Что с ним делать-то? Ваше высочество, прикажете в шею гнать, или может сразу в застенки к Андрею Ивановичу определить?

— Надо сначала выяснить, зачем он вообще из Москвы сюда приехал, а затем, как во дворец проник, — я хмуро смотрел на Сафонова. К гвардейцам, осуществляющим мою охрану, у меня все больше и больше вопросов возникает. — В крепость мы его всегда успеем определить. Вяземского и Румянцева возьми в помощь, да в классную комнату Турка нашего вежливо пригласите. И, Миша, какой полк сегодня охрану дворца осуществляет?

— Ингерманландский, ваше высочество, одну роту специально оставили в Петербурге. Обычно-то охраняют Преображенцы… а это имеет какое-то отношение к Турку? — Сафонов уже подходил к двери, когда я задал ему этот вопрос.

— Нет, Миша, надеюсь, что нет, — я покачал головой. Ингерманландцы, значит, ну-ну. Что это, саботаж или просто крайняя степень разгильдяйства? Это у их командира мне предстоит выяснить. — А ведь ты сам-то из Преображенцев?

— Из них, — Сафонов улыбнулся. — Наш полк ее величество Елизавету Петровну на своих штыках на трон вознес.

— Да, я так и подумал, что ты чрезвычайно гордишься своей принадлежностью к полку. Прежде, чем вы Турка в комнату пригласите, кликни ко мне командира Ингерманландцев, у меня к нему очень важный разговор образовался, — Михаил кивнул, явно недоумевая, зачем мне понадобился командир, и выскочил за дверь.

Не прошло и пяти минут, как дверь снова открылась и в комнату зашел бравый подполковник.

— Игнат Наумов, по вашему приказанию прибыл. Вы хотели со мной поговорить, ваше высочество? — он поклонился, а после выпрямился, не мигая, глядя на меня.

— Да, хотел, — я кинул. — Скажите-ка мне, Игнат Наумов, а ваша рота, когда императорский дворец охраняет какие-то отдельные инструкции получает? Или то, что происходит — ваша личная инициатива, потому что я не могу представить себе гвардейца, который бы действовал бы вообще без каких-либо приказов.

— Я вас не понимаю, ваше высочество? — Игнат нахмурился. — О чем, вы таком говорите, ваше высочество, Петр Федорович?

— Я говорю о том, что по дворцу как в собственном дворе разгуливают посторонние. А охрана вовсе и не собирается их задерживать. Да что уже там, стоящие на посту возле дверей в мою спальню гвардейцы мало того, что даже не предупреждают меня, что в комнату, в которой я нахожусь, кто-то пытается войти, так еще и пропускают всех без разбора, словно я и не Великий князь Петр Федорович вовсе, а холоп дворовый, с которым можно и не церемониться…

— Я не могу поверить, что все именно так происходит, — начал весьма неумело пытаться оправдаться Наумов.

— А ведь все происходит именно так, — перебил я его.