– Гришем издал странный горловой смешок. – С Колином жизнь никогда не была скучной. Он был мастером придумывать все новые забавы. Пока не наступило время, когда все пошло наперекосяк.
От циничной усмешки, прозвучавшей в его голосе, у Кэтрин дрогнуло сердце.
– Что произошло?
Он заходил взад и вперед по освещенной лунным светом лужайке.
– Однажды после чая Колину пришло в голову поиграть в разбойников и взять настоящее оружие из оружейной комнаты отца. Шкафы с ружьями были заперты, но я стащил ключ и мы взяли пару пистолетов. Затем добрались до лондонской дороги, нашли удобное местечко возле живой изгороди и стали ждать очередную карету.
Гришем замолчал, и Кэтрин напрягла зрение, чтобы в темноте разглядеть его лицо. Она по памяти представила его высокий лоб, смелый взгляд глаз, упрямые скулы, а затем смягчила эти черты до образа мальчика семи лет.
– И?.. – спросила она.
– Дело шло к вечеру, когда мы услышали стук колес и звон упряжи. Когда показалась карета, Колин велел мне выйти на дорогу и остановить ее. Но в этот раз… – Берк потер затылок, как будто пытаясь прогнать боль. – Но в этот раз мне было очень страшно.
– Это понятно. Брат хотел заставить вас?..
– Нет. Он назвал меня младенцем и сказал, что все сделает сам. Я как сейчас вижу – вот он выходит на дорогу, размахивая пистолетом, и кричит: «Кошелек или жизнь!» Кучер натягивает вожжи. Фыркают лошади. В карете раздается крик женщины. Затем кучер поднимает свой пистолет.
Кэтрин охватил страх. Она вспомнила о другой карете, выскочившей из темноты, ржание лошади и удар копыт.
– Но ведь было видно, что Колин совсем ребенок.
– Он был высоким для своего возраста, почти как взрослый мужчина. Он прикрыл платком нижнюю часть лица. И изменил голос. – Берк глубоко вздохнул, словно собираясь с силами. – Кучер испугался и выстрелил. Пуля попала Колину в грудь. Была кровь… так много крови.
Кэтрин сжалась, чувствуя всю глубину страданий Берка. Прохладный ветерок обвевал ее горящие щеки. Словно шепча слова сочувствия, шелестели листья. Все, что приходило ей в голову, было лишь банальными фразами, бессильными утешить маленького мальчика, чей ужас все еще жил в душе взрослого мужчины.
– О, Берк! Как вы, должно быть, были перепуганы.
Он пожал плечами:
– По злой иронии судьбы наши пистолеты даже не были заряжены. Мы всего лишь играли.
Кэтрин встала и, подойдя к Гришему, коснулась его рукава, жалея, что не может стереть этот ужас из его памяти.
– Вы же ничего не могли сделать.
– Я мог бы остановить Колина, – с гневом сказал он, отступая назад. – Я не должен был воровать пистолеты. И я должен был иметь смелость, чтобы самому выйти на эту дорогу.
– И умереть вместо брата? – изумилась Кэтрин.
– Да! Он должен был жить. Он был умнее, храбрее меня и был лучшим сыном.
Кэтрин покачала головой.
– Ради Бога, вам было всего семь лет. Это Колин должен был думать, что делает.
Берк резко отвернулся, как бы отметая ее рассуждения.
– Вы еще не слышали самое страшное. Я поднялся и побежал. Я добежал до дома и спрятался в погребе. Я боялся, что меня высекут.
– Так вы же испугались. Любой ребенок бы испугался. Кучер мог застрелить и вас.
– Вы не понимаете. Я только хотел избежать наказания. В то время как мой брат лежал в грязи, истекая кровью, я, дрожа и плача, прятался за полками в винном погребе. – Он хрипло рассмеялся. – Я поступил как жалкий трус, так и сказал мой отец.
Кэтрин была потрясена. |