Мне вспомнилось, как доктор Пинг, руководитель команды проекта, говорил: «Не поддавайтесь соблазну увлечься. Эта эпоха способна вскружить голову, несмотря на множество неприглядных аспектов». Но, даже устояв перед таким соблазном, мы все таки могли… что? Лишиться денег из за воришки? Оказать милость портному, шившему сорочки, у которого вид был такой, словно он на грани голодной смерти? Возможно, мы сегодня спасли ему жизнь, заказав для Лиама двадцать одну штуку.

В тусклом свете я осмотрела свое платье и решила его снять. Когда мы были в двух шагах от гостиницы, телега прокатилась по луже и на нас выплеснулась грязь, что попала мне на подол платья и нижнюю юбку, а Лиаму – на сапоги. Все, что я могла сделать, – это прополоскать тот участок в воде для умывания и надеяться на лучшее.

Нам как постояльцам выделили гостиную, смежную с нашими спальнями. Я выглянула в коридор – там было пусто – и выскочила в сорочке и корсете; взявшись за ручку двери, я вспомнила о шали, которую могла бы накинуть, но решила за ней не возвращаться. Еще утром меня смущала перспектива предстать перед коллегой в одном белье – сейчас же я была слишком измотана, чтобы переживать об этом; не я ли упражнялась в спортзале института, имея на себе куда меньшее количество одежды? И до меня дошло, на чем основывалась моя предыдущая тревога: я примерила на себя нравы 1815 года, позволила себе увлечься нашей легендой – или образом, который мне достался. Надо быть осторожнее с такими вещами.

– Ну и денек, а?

Я окинула взглядом накрытый стол возле очага, где на угольках плясал огонь: солидный кусок мясного пирога, шмат вареного мяса, вареная капуста с вареной картошкой и нечто вареное под названием «пудинг», обернутое беконом. И, к счастью, вино.

Лиам стоял у окна и смотрел на улицу; вид из нашей гостиной открывался на слабо подсвеченную улочку. Сапог на нем не было – видимо, он отдал их чистильщику, как и пальто. Он избавился от шейного платка и парика и, похоже, только что окунул голову в таз с водой для умывания.

– Держи, – сказала я и протянула ему его поясную сумку с деньгами.

Принимая ее, он окинул взглядом мой наряд – дважды, – а затем, покраснев, молча отвел глаза, сел за стол и уронил голову на ладони.

– Как ты? – преисполнившись сочувствия, спросила я.

Нам предстояло работать в тесной связке еще долго; мне следовало блюсти границы, вести себя тактично по отношению к чужим табу. Исконные британцы были ханжами – еще одна их черта, пришедшая из старых добрых викторианских времен.

Он поднял голову и налил нам вина.

– Денек был тот еще, но… может быть, мы к такому еще привыкнем. Хочешь чего нибудь из этого? Не знаю, что это за животное, но проварили его на совесть.

В нашем мире все вынужденно были веганами, еду производили технологии, а не природа. Синтезировать некое подобие мяса было вполне реально, но популярностью такая еда не пользовалась – она принадлежала миру до Вымирания, эре хаоса и эгоистичных проступков, о которых никому не хотелось вспоминать. Однако во время подготовки к миссии мы ели такое мясо, чтобы привыкнуть к подобной пище.

Я попробовала кусочек того вареного блюда под названием «пудинг» – оно было мягким, но вязким, и я все жевала и жевала его, пока наконец не заставила себя проглотить; на вкус оно не имело ничего общего с имитированным мясом, которое нам давали на подготовке.