— Вот так дыши, маленькая, все будет хорошо.

— Лера, обещаешь? — а твои родители?

— Они от меня отказались. Я не отдам им ребенка! Не хочу! Они его в приют сдадут!!!

Калерия мысленно вздохнула.

Могут и сдать. Если сенатор от дочери оказался, то что он сделает с отродьем пирата?

Хорошо, если не убьет.

— Лера!!!

Калерия Вайндграсс вздохнула.

— Дина, я обещаю. Ребенка я воспитаю. И выращу. Но думаю, ты и сама этим займешься.

Голубые глаза закрылись. На миг. А когда Дина их открыла — в них светился покой.

— Лера, ты замечательная.

Две женщины смотрели в глаза друг другу. И что-то такое проходило в них… дни плена, унижений, боль и страдания, горечь и отчаяние… вот отчаяния уже и не было…

Они молчали, но так много можно сказать одними глазами… так много…

— Дай слово… — клянусь.

— Верю. Ты замечательная.

— Ты обязательно выживешь — Нет, я знаю… Больно…

Дина выгнулась и закричала, отчаянно, как раненная птица.

И в руки Калерии скользнуло крохотное красное тельце, покрытое чем-то вроде слизи… от тельца куда-то внутрь тянулся жгут пуповины…

— Девочка! Дина, у тебя девочка…

На один миг голубые глаза стали осмысленными. А потом помутнели… из влагалища Дины хлынул поток ярко-алой крови, выскользнуло что-то темное… Калерия вскрикнула, заметалась, ища хоть что-то… но и сама видела — это смерть. Не остановить, не удержать…

Она не врач.

Был бы здесь медик, регенератор, да хоть что! Так нет же…

Калерия не знала, как обращаться с биолабораторией. А Эрасмиус почему-то не оставил инструкций.

Оставалось только смотреть, как подруга уходит… но все было кончено за какие-то секунды.

Дина дернулась последний раз и замерла в луже алой крови.

Калерия всхлипнула.

Больно, боги, как же больно и как жалко несчастную девчонку, погибшую на пороге свободы.

Калерия не знала, что Дина умерла бы в любом случае. Опыты Эрасмиуса Гризмера не были рассчитаны на хрупкое человеческое тело. За эти девять месяцев Иридина израсходовала свой организм настолько, что со-стояние ее внутренних органов соответствовало состоянию внутренних органов 150-летней женщины. И даже старше.

Калерия не знала.

И сейчас плакала, держа на руках младенца.

Опустилась на колени, закрыла голубые глаза подруги… требовательно запищал ребенок.

Хоть что-то женщина знала.

Перевязать пуповину, перерезать, обтереть ребенка, проверить пальцы на ногах и руках… не урод?

Но девочка была замечательная. Не слишком крупная, но без внешних дефектов.

Только вот глаза…

Калерия не сразу заметила, а когда увидела, чуть не задохнулась от шока.

У детей, где бы они ни рождались, глаза голубовато-серые, бессмысленные…

У этого ребенка глаза были черные.

Черная радужка, такая черная, что не видно зрачка.

Первым порывом женщины было брезгливо отбросить от себя вот ЭТО. Человек ли это вообще? Или…?

Но девочка запищала, жадно и требовательно как котенок, задергала кулачками… и на Калерию вдруг на-катила волна нежности.

Да будь эта девочка хоть черт с рогами!

Это единственное что осталось на земле от Дины Видрасё. И Калерия не бросит малышку.

Есть ли тут молоко?..

* * *

Рико довольно улыбался.

Да, база была хорошо защищена. Но… кому это поможет когда крейсер выныривает из гипера в паре световых секунд от станции — и первым же залпом разносит в щепки половину орудий?

Рико уже в гипере шел в полной боевой готовности.