|
- У кого из нас больше прав на такую честь, Джон? - И в разговоре с ним вы обвинили меня в предательстве Ватикана? - Да, - невозмутимо ответил Феодосий, - я обвинил тебя во вмешательстве в дела, к твоей компетенции не относящиеся. - Сохранение веры - дело каждого из нас! - крикнул Джон. - Согласен. А вот кражу кристаллов и убийство ни в чем не повинного человека я бы делом каждого называть не стал, - жестко проговорил Феодосий. - Вы меня в этом обвиняете?! - взвизгнул Джон. - И ты имеешь наглость и дерзость отрицать, что был инициатором и лидером богословской смуты? Ты берешься утверждать, что это не ты затеял кутерьму с канонизацией Мэри? - Это была не смута! - вскричал Джон, мотая головой. - Это была искренняя, честная попытка вернуть Ватикан назад, на тот путь, что вырабатывался в течение стольких лет! Церкви была нужна святая, и я подарил ее Церкви. - Для меня это была смута, - сказал Феодосий, глядя в глаза Джону. - Ты поднял на дороге соломинку и вознамерился пощекотать ей в носу у Церкви. Ты - самонадеянный тупица. Ты думал, что рассказ безумной женщины поможет тебе осуществить святотатственные замыслы! - Я бы воспользовался чем угодно, - гордо сказал Джон, - чтобы вернуть Ватикан на путь истины. Он развернулся и быстро пошел вверх по лестнице, но почти сразу остановился, обернулся и спросил: - Вы потребовали от Его Святейшества, чтобы меня понизили в должности и осудили на послушничество, если окажется, что это не Рай? - Именно так, - подтвердил Феодосий. - И будь уверен, я лично прослежу, чтобы это было исполнено. - Сначала докажите, что это не Рай! - выкрикнул Джон. - А не докажете - то же самое будет с вами! - Полагаю, что ты поменял нас ролями, - спокойно ответил кардинал. - Полагаю, это тебе, а не мне придется доказывать, что место, где побывала Мэри - Рай. - Как же так вышло, Ваше Преосвященство, что Рай стал вам так ненавистен? - Ненавистен? Почему - ненавистен? Вовсе нет. Искренне надеюсь, что Рай существует. Только не такой, о каком мечтал ты. Джон резко повернулся и пошел вверх по лестнице не оглядываясь. А слухи ползли и ползли... "Видали? Кардинал Феодосий сидит на табуретке! Где это видано, чтобы кардинал на табуретке сидел? Я слышал, что это наказание, епитимья, что Его Святейшество наказал Феодосия и теперь он все время будет у всех на глазах на табуретке сидеть, точно вам говорю, не сойти мне с этого места!" "А глухоман? Глухомана-то зачем принесло? Тут ему делать нечего! Нет, вы посмотрите, сидят рядышком, как закадычные дружки! Подумать только: кардинал, Его Преосвященство и хищный зверюга. Ох-ох, не так тут все просто, помяните мое слово..." Другие возражали: "Не забывай, это же тот самый глухоман, что принес Декера и Губерта домой, и никакой он не зверюга, он умеет разговаривать, я сам слышал. Он добрый". "Принес домой! - всплескивали руками первые. - А что ему еще оставалось, подумай! Он же сам их, поди, и прикончил, как того молодого доктора!" Слухи, слухи, слухи... Ватикан начинал медленно сходить с ума. Остановились все работы. Вокруг эспланады собирались толпы народа, но центральная часть площади оставалась пустой - почему-то, повинуясь какому-то неясному, необъяснимому инстинкту, все решили, что если что-то и произойдет, то именно здесь. |
