В Коста‑Рике, где воевал Джулиан, ситуация была еще запутанней. Эта страна долго умудрялась оставаться в стороне от войн, сохраняя нейтралитет, который уберег ее от глобальных катаклизмов двадцатого столетия. Но из‑за географического положения между Панамой – единственным оплотом Альянса в Центральной Америке – и Никарагуа, самым мощным гнездом нгуми в Западном полушарии, Коста‑Рика в конце концом оказалась втянутой в войну. Поначалу все костариканские повстанцы говорили с сильным никарагуанским акцентом. Но потом у них появился свой харизматический лидер, совершилось политическое убийство – Альянс утверждал, что и то, и другое было подстроено нгуми, – и очень скоро джунгли Коста‑Рики наполнились молодыми парнями и девушками, готовыми рисковать жизнью, чтобы защитить свою страну от «проклятых капиталистов» и их прихвостней. От могучих металлических чудовищ, которым нипочем любые пули, чудовищ, которые крадутся в ночных джунглях бесшумно, словно кошки, и могут за несколько минут уничтожить целый город.

Джулиан считал себя политическим реалистом. Он не обращал внимания на пропагандистские уловки своей стороны, но все равно понимал, что противник обречен. Джулиан считал, что всем этим харизматическим лидерам повстанцев разумнее было бы договориться с Альянсом, чем продолжать бесполезное сопротивление. Уничтожив Атланту ядерным взрывом, эти бестолковые повстанцы забили последний гвоздь в собственные гробы.

Если только, конечно, это действительно сделали нгуми. Ни одна из повстанческих группировок не признавала своей ответственности за эту акцию, а Нейроби утверждал, что не так уж трудно установить происхождение бомбы из ядерных запасов Альянса – и таким образом доказать, что Альянс принес в жертву жизни пяти миллионов американцев, чтобы оправдать войну на полное уничтожение.

Но Джулиан не очень доверял доказательствам, которые основываются на одних только предположениях и не предоставляют никаких конкретных улик. Он вполне мог допустить, что среди его собственных соратников могли найтись люди, безумные до такой степени, чтобы взорвать атомной бомбой один из своих городов.

Но такое никак не могло долго оставаться в тайне. В этом должно было участвовать не так уж мало людей.

Конечно, и с ними могли устроить что‑нибудь такое. Люди, способные убить пять миллионов ни в чем не повинных мирных граждан, вполне могли устранить и дюжину своих сообщников, и пару сотен тех, кому случайно стало об этом известно.

Таким образом, ничего нельзя было убедительно доказать – и несколько месяцев после гибели Атланты множество людей думали именно так. Может быть, когда‑нибудь все же всплывут реальные улики? Или, может быть, завтра взлетит на воздух еще один город, а потом – другой, в качестве акции возмездия?

Последнее время сильно поднялось в цене жилье в сельской местности. Люди, которые могли себе это позволить, толпами переезжали жить подальше от городов.

Первые дни после возвращения с дежурства у меня обычно бывало приподнятое настроение, я был бодр и деятелен. Радостные чувства, которые человек испытывает, возвратившись домой, как будто прибавляют энергии, и все время, пока я был не с Амелией, я наверстывал упущенное, занимаясь исключительно работой над проектом «Юпитер». Но очень многое зависит от того, в какой день заканчивается дежурство. Пятница – это вечер в клубе‑ресторане «Ночной особый».

Этот ресторан расположен в районе Идальго, самой престижной части города. Он гораздо более дорогой, чем я обычно могу себе позволить, и слишком претенциозный – вся обстановка в нем выдержана в стиле романтичной эры калифорнийских гангстеров: умелая имитация грязи и копоти в зале, непристойные надписи на стенах – все это на безопасном удалении от белоснежных льняных скатертей, покрывающих столы. Насколько я себе представляю этих гангстеров, они мало чем отличались от нынешних грабителей с ножами – а скорее всего, были еще хуже, потому что в те времена не надо было особенно беспокоиться о смертном приговоре за применение оружия.