— Он рисовал круто. Нарисует, а потом туда — тыц! А Мать Лиана как увидит, так орёт…
— Спасибо, — сказал Хоул. — Я сейчас иду к Винки в больницу… что ему передать?
Мальчик порылся в карманах и вынул пластикового монстрика с оскаленной пастью.
— Скажите, что я ему дарю. Насовсем. Что Роки дарит, меня Роки зовут. И скажите, пусть поправляется быстрее.
На этих словах он внезапно сильно смутился и, резко развернувшись, сбежал с лестницы. Хоул положил монстрика в пакет с игрушками. Дар человека чудовищу… что-то во всей этой истории сильно не так. Совсем не так.
Дело в том, что дети почти не поддаются гипнозу.
Ксеноморф вошёл в бокс, где его ждал Хоул, весь подобравшись, настороженно и явно не ожидая ничего доброго. На Хоула посмотрел испытывающе.
— Привет, Винки, — сказал Хоул и вытащил из пакета плюшевого медведя.
— Ой, Пухлик! — вырвалось у Винки, он сделал два быстрых шага к столу, но вспомнил что-то и остановился. — А мне можно его взять? — спросил он совсем другим тоном.
— Бери.
Винки обнял медведя, запустив кончики пальцев в мохнатый искусственный мех. Хоулу показалось, что медведь кивнул и зашевелил ушами, как живой любимец. Ксеноморф взглянул благодарно, ткнулся лицом в медвежью голову — и отстранился.
— От Пухлика пахнет лекарством.
— Ну… его почистили…
— А, дезинфекция, — протянул Винки печально. — Понятно. А мне опять надо рукав задрать?
— Винки, я не доктор. Меня зовут Отец Хоул, и я поговорить пришёл. Поиграть. Тебе бабушка мишку передала, солдатиков… Да, Роки к тебе заходил, смотри, какого оставил бойца…
— Ух, ты! Рыжий Дьявол! А я его выменять хотел, на двух автоматчиков… Жаль, мне позвонить нельзя… я бы Роки сказал спасибо… Вы скажите ему спасибо, Отец Хоул?
Одной рукой прижимая мишку к животу, другой Винки крутил монстрика, поворачивая его то так, то этак… нет, не просто крутил — здоровался. Возможно, слышал от нового солдата какие-то приветственные речи. Если он притворяется человеческим ребёнком, то выходит это у него на редкость замечательно, подумал Хоул, вынимая из кейса пачку бумаги и цветные карандаши.
— Твоя бабушка говорила, ты рисовать любишь? Хочешь порисовать, Винки?
— Хочу, — отозвался тот с готовностью. — Жалко, не красками. Я красками люблю.
— Отец Стерн краски не разрешил. Но я уверен, ты можешь и карандашами. Я видел твоего космонавта — очень красиво.
Винки улыбнулся дивной щербатой улыбкой настоящего земного мальчишки.
— Это папа.
Вот это номер…
— Ты помнишь папу? — Хоул старался говорить как можно непринуждённее.
— Конечно. Он же приезжал много раз. К маме и ко мне. Он меня учит, — сообщил Винки так спокойно, будто его отец работал в другом городе и приезжал в командировку.
А Стерн говорил, что ксеноморф молчит. Отвечает неохотно «да» и «нет», подчиняется, но молчит. Не складывается: не похож Винки на молчуна — общительный парень и взрослых не боится…
— Ну, раз у тебя такая хорошая память, нарисуй папу и маму, — предложил Хоул. — Справишься?
Винки грустно улыбнулся.
— Справлюсь. Я так скучаю… Мамочке плохо, она думает, что со мной будет беда, боится… а папа меня почти не слышит. Он мне сказал, что я должен быть смелым парнем, а потом они что-то сделали — и я больше почти ничего не слышу, хотя всё время прислушиваюсь…
Винки сел на стул, придвинулся ближе к столу и подтянул к себе лист бумаги. |