Я дошел до собора, чтобы посмотреть на Святую Деву Большеглазую — Nuestra Señora de los Ojos Grandes, — о которой столько слышал от верующих испанцев. Церковь, большая и красивая, имеет редкостную особенность: просфоры для причастия здесь постоянно manifestado, то есть выставлены, и два священника находятся в непрерывном бдении. Поскольку главный алтарь всегда занят причастием, проблема выставления знаменитой Мадонны Больших глаз была решена постройкой круглой дамской часовни позади capilla mayor. Когда я приблизился к этому темному уголку церкви, я увидел, как две невозможно старые и хрупкие дамы совершают обход вокруг алтаря на коленях. Одетые в черное, с закрытыми черными церковными вуалями лицами, они ползли друг за дружкой, стискивая пергаментные руки. Старухи скрывались за алтарем и появлялись вновь, бормоча молитвы. Иногда одна останавливалась перед Богородицей на несколько минут и смотрела вверх на статую, задерживая другую, терпеливо ожидавшую товарку, а потом обе опять продолжали обход. Они, видимо, дали обет обойти статую Святой Девы на коленях определенное число раз, и старушка, закончившая первой, поднялась и ушла, на мгновение открыв моему взгляду иссохшее лицо, преображенное верой.

Мадонна Большеглазая стоит, озаренная мягким светом, в нише над алтарем, которая образована сотнями резвящихся и кувыркающихся барочных ангелочков. Это высокая фигура из раскрашенного дерева; она отличается от всех прочих Богородиц, каких я видел в Испании. На ней длинное платье до самых стоп и плащ почти такой же длины, ниспадающий с плеч. Головная накидка под громадной золоченой короной не скрывает, как обычно у испанских Мадонн, линию щек и шеи. Два завитка волос спускаются на плечи по сторонам лица, в ушах видны большие серьги, а на шее ожерелье; и ее лицо хранит суровое застывшее выражение, а глаза следуют за тобой, куда бы ты ни пошел.

Покинув собор и направившись к римской стене — всего в нескольких шагах от западного входа, — я остановился посмотреть на чудесное собрание глиняной посуды, какую часто видишь расставленной на мостовой в Испании; старуха, вышедшая ко мне в надежде продать горшочек-jarro, оказалась одной из двух молельщиц, обходивших статую Мадонны на коленях.

Дальнейшую поездку из Луго в Леон я всегда буду помнить как самую красивую и самую утомительную из всех, что я совершал в Испании; и ни за что не стану ее повторять — или советовать кому-либо сделать это — между полуднем и наступлением ночи. Для летящего ворона расстояние всего около ста двадцати миль, но это горная дорога под чудовищными уклонами, а особенно волосы поднимаются дыбом от испанской привычки залезать на встречную полосу и срезать углы на шестидесяти милях в час. Я никогда не знал, какого противника встречу на изгибе дороги или какой отчаянный suerte мне придется сделать, чтобы избежать столкновения. По счастью, машин стало мало, как только я выехал из ближайших окрестностей Луго, но зато попадалось много bravos camiones и несколько чрезвычайно bravos автобусов на спусках, так что я не мог расслабиться ни на секунду. Также встречалось изрядное количество obras públicas, которые велись на каждом важном повороте: с паровыми катками и красными флажками, а также ватагами землекопов, никогда не слышавших об отбойном молотке и мужественно атаковавших склоны гор кайлом и лопатой.

Но что за райский денек мне выпал! Я весь промерз в Сантьяго, а теперь с каждой милей лето словно сгущалось в воздухе. Великолепная река Миньо текла в долине по правую руку от меня, еще больше напоминая Уай. Коровы утопали в сочной зелени лугов, а иногда на глаза попадался удачливый рыбак. Поля разделяли невысокие стенки из шифера и камня, как в Камберленде и некоторых областях Ирландии, а серые каменные дома были крыты камнем, красиво обветренным и расцвеченным мхом и лишайником. По обеим сторонам тянулись акры капусты и кукурузы.