— Как только он вынырнет, стрелять! — проорал сержант. — Подбейте его, если сможете. Убейте, если понадобится!

Шли минуты, обе группы всадников уже достигли берега и начали рискованный спуск к воде. Но никаких признаков появления белоголового беглеца над стремниной по-прежнему не было.

— Погиб! — с горечью произнес кто-то. Некоторые из женщин жалостливо вздохнули.

— Кто, он? Как бы не так! — завопил сорванец, лежавший животом на парапете. — Вон там, видите? Шустрый, как выдра!

Светлая голова Йоселина на мгновение взметнулась над поверхностью — далеко вниз по течению. Тут же в воду ударила стрела. Судорожная рябь от нее начала расходиться всего лишь в каком-то футе от головы юноши, но к тому времени беглец опять нырнул. Когда его вновь стало видно, он был практически недосягаем для лучников. И действительно, вторая стрела упала в реку уже с большим недолетом. На этот раз Йоселин так и остался на поверхности. Он держался посредине потока, ни от кого не скрываясь. Ему даже не было нужды плыть, он просто давал течению увлекать себя все дальше и дальше. Юноша явно чувствовал себя в воде уверенно и был столь же ловок, сколь и на суше. Молодежь — точнее, те, что стояли достаточно далеко — встретила потуги лучников насмешливыми возгласами. А когда из воды показалась рука и нахально помахала в знак прощания, по толпе прокатилась волна приглушенного хохота.

Всадники мчались вдогонку по обоим берегам, безнадежно отстав от преследуемого. Двое скакали во весь опор по тропе, вьющейся вдоль городской стены и виноградников настоятеля. Трое других уже проделали немалый путь по плодородной равнине напротив. Там тянулась долина, известная под названием Гайя, она вся была занята огородами и фруктовыми садами аббатства. Надежд на то, что всадникам удастся перехватить Йоселина Люси, не было никаких: для начала им следовало сравняться в скорости с плывущими посредине реки листьями. Листья стремительно неслись по течению, с легкостью обгоняя взмыленных лошадей. Да, Северн бежал без шума и суматохи, но убийственно быстро.

Зрителям уже приходилось вытягивать шеи и вставать на цыпочки, чтобы увидеть белокурую голову. Теперь она размерами не превышала комочки пены, кружащиеся в случайных водоворотах. Через мгновение голова, и так-то еле заметная, пропала из виду вовсе. Напряженно следивший за беглецом Кадфаэль решил, что юноша снова нырнул. Что ж, это было надежнее: так уж точно никто не увидит, на какой берег он вышел и в каком месте выбрался из воды. К тому времени беглец уже миновал виноградник. И теперь слева от него на фоне кустарника и деревьев вздымалась громада замка. По правую же руку местность поросла лесом, подходившим к самой воде. Словом, трудно было сомневаться, какой берег предпочтет парень. И все же он воздержался от того, чтобы показаться снова. Вот окажется на суше, среди деревьев, тогда и подышит воздухом. Кадфаэль тщательно высматривал наилучшее с виду прикрытие. Вдруг ему показалось, будто на берегу — нет, не то чтобы промелькнул силуэт человека, — просто ветви, нависшие над рекой, на миг всколыхнулись, а в воде, казалось, проскочила мимолетная искорка. Это значило, что Йоселин выбрался на берег и скрылся в лесу.

Больше здесь смотреть было не на что и, стало быть, нечего делать. Кадфаэль мысленно вернулся к своим позабытым на время обязанностям и направился обратно в аббатство. За спиной у него удовлетворенно хохотали пострелы и сыпали, проклятьями стражники. Что толку гадать теперь, как сумеет юноша обойтись решительно безо всего: без оружия и лошади, без денег и сухой одежды? К тому же, без сомнения, немедленно и повсеместно будет объявлен его розыск. Ему теперь лучше всего скрыться, и со всею мыслимой скоростью. К ночи он должен удалиться от Шрусбери на предельно возможное расстояние — пешком или на чем угодно, как повезет. Кадфаэль, однако же, поймал себя на том, что очень сильно сомневается в способности парня поступить столь разумно.