– Вот тут не поскупились – баранина и коза, – ответил Жак.

– Это неправильно, – вздохнул я. – Тут недалеко есть река. А если проехать к Святому Стефану – озеро. Надо наловить рыбы.

Жака разобрал смех.

– Этьен, дорогой, я вижу в тебе гордость, под стать гордости твоих отцов, – молвил он, положа руку себе на грудь. – И я ничуть не хочу задеть ни тебя, ни здешние красоты. Уверен, в самом деле, в реках и озерах полно рыбы, но волки много больше падки на баранину.

– Так это волк? Слава богу! – вздохнул я и закинул голову к небесам, окрестив себя крестным знамением. – Прошу прощения. Наслушаешься здешних слухов, что не то медведь, не то рысь, не то еще какой зверь! Вы же уверены, что это волк? Вы же видели собственными глазами?

– А откуда у тебя-то уверенность, что этот неведомый Зверь непременно клюнет на рыбу? – спросил капитан с хитрым прищуром.

В этот момент я осадил себя, позволив слишком многое.

– Прошу прощения, капитан, если мой тон звучал слишком резко, – произнес я. – Этот Зверь любопытен. Мы сможем на том сыграть. Будь по-вашему – и если это волк, пусть ловим на баранину. Но стоит ли класть все яйца в одну корзину? Хотя бы на пару ловушек закрепите несвежих потрохов, которые разве что выкинуть и осталось бы. Испытаем удачу? Она непременно на нашей стороне, капитан.

Жак развел руками, да огляделся.

– А что-то в этом есть, – согласился Дюамель.

* * *

Сырое дерево плохо горело, но все же драгуны развели огонь и огородили его от ветра, который выл довольно сурово, чтобы робкое пламя безвозвратно не погасло. Мы молча сидели с Жаком у огня. Настроение мое было под стать скверной погоде, которая гнусно нависала тяжелыми тучами, напускала сырые туманы и редко, как будто бы нарочно, выводила из себя, капала то тут, то там на плечо.

– Сдается мне, приехал ты куда с большим расположением духа, – вдруг произнес Жак, шевеля горящие поленья мыском сапога.

Я поднял на него удивленный взгляд. Все, что я смиренно погасил внутри себя, чтобы не мешать общему делу, вновь поднималось. Жак был глуп и упрям, и долго выносить его общество я мог с большим трудом. Если его радушие продолжится в том же духе, как оно давало о себе знать при нашем разговоре, я просто встану и завтра же утром уеду.

– Уж прости, что вот так тебя встретил, – будто бы уловив мой порыв, произнес Дюамель. – Хотел проверить, каким же вырос сын Оноре.

– И каковы же ваши выводы, капитан? – усмехнулся я.

– Боец, – коротко доложил Жак. – Это сразу было видно. Что в вас, Готье, мне всегда нравилось, так то, что вы упрямые. Упрямее любого зверя. Вот этого у вас не отнять.

Я усмехнулся и помотал головой.

– Уж не знаю, с какой моей родней тебе пришлось знаться, – протянул я, пожимая плечами. – Сам я никогда не считал себя похожим ни на кого из них.

– И зря, – Жак пожал плечами.

– Может быть, – согласился я.

Огонь упрямо теплился, хватаясь слабыми угасающими язычками за поленья.

– Как прошла твоя первая охота? – спросил я.

– Скверно, – пожал плечами Жак. – С тех пор я охочусь намного лучше.

Меня пробрало до мурашек. Где-то вдалеке послышался плеск воды. Я вздрогнул и проснулся.

Продрогшее тело неохотно шевелилось. Я растер покрасневшие руки, размял шею. Спина, которая на всю ночь прислонилась к стволу дерева, гнусно ныла. Потухший костер чернел мокрой сажей. Моросил дождь.