|
Полагаю, его бог прекрасно сможет пережить смерть своего жреца. – Она поправила очки на переносице. – Думаю, Тауфик сделал что‑то такое, отчего его бог пришел в ярость. Мы не знаем, что это было. Быть может, он не одобрил место для храма – хотя любой бог, черпающий силы из безнадежности и отчаяния, должен был бы чувствовать себя у нас прямо как дома, – а может быть, ему не пришлись по вкусу новые поклонники; или же ему не понравилось отношение Тауфика...
– Тауфик хотел, чтобы на него взирали как на всемогущего, – задумчиво произнес Фицрой, вспоминая разговор между ними. – Не исключено, ты попал в цель. – Вики развела руками. – Быть может, бог опасался храмового переворота. Какова бы ни была причина, он решил отказаться от своего верховного жреца. У него не было лучшей возможности, так как ты, – она ткнула указующим перстом в сторону Генри, – столь же бессмертен, как и Тауфик. Селуччи помрачнел. – В таком случае Фицрой находится в опасности. Вики пожала плечами. – Как и все мы. Нам известно его имя. Как только мы спасуем перед безнадежностью и отчаянием, он набросится на нас, как политиканы на бесплатный буфет. Может быть, он не нуждается в адептах, чтобы выжить, но определенно они нужны ему для того, чтобы подкреплять свои силы. Все, что ему нужно для этого, – убедить одного из нас, а он расскажет двоим своим друзьям, а те, в свою очередь, каждый своим друзьям, и так далее, и тому подобное, и мы снова очутимся в том же дерьме. Если ему удастся поглотить Генри, он продержится дольше; но его может устроить и то, если попадемся ты или я. – Так что, если подвести итог произнесенному в свойственной тебе велеречивой манере, – вздохнул Селуччи, – все это еще не закончилось. Мы победили Тауфика, но нам еще, возможно, предстоит сражение с богом Тауфика. К его удивлению, Вики рассмеялась. – Мы сражаемся с богом безнадежности и отчаяния всю свою жизнь, Майк. Теперь мы узнали его имя. И что с того? Все равно борьба от этого ни легче, ни сложнее не станет. В следующий момент Селуччи уловил резкую перемену в ее настроении и беспокойно оглянулся на Генри, который, разумеется, также это почувствовал. – А теперь я хочу сообщить кое‑что вам обоим. – В ее тоне слышалось нечто похожее на смертельную угрозу. – Если кто‑либо из вас когда‑нибудь снова примется нести такую же снисходительную чушь, как сегодня ночью, я вырву из вас живьем сердца и вам же их скормлю. Я достаточно ясно выразилась? Ответное молчание говорило о многом. – Прекрасно. Рада, что мы с вами хорошо поняли друг друга. |
