Когда забрезжил рассвет, я полностью успокоилась. Тогда и опомнилась. Что ж я творю? Противопоставляя Данирэля Орестонэлю я собственным поведением сейчас разрушаю ту взаимную терпимость и дружелюбие между ними, которые удалось достичь с таким трудом. Нет, так дело не пойдет, сама потом об этом горько пожалею. Да и обвинение Данирэля в излишнем честолюбии, действительно, несправедливо. Просто, каждый выбирает по себе меру ответственности и широту интересов. Одиночке Орестонэлю, всю жизнь привыкшему заботиться только о себе, теперь и беспокойства за меня более чем достаточно. А Данирэль, будучи кризисным Советником, и привыкший отвечать за благополучие чуть ли не всего Эльфийского Леса, конечно же, стремится соблюсти не только мои интересы, но и своего народа. И я, после этих рассуждений, почувствовав себя виноватой, простившись с Орестонэлем, побежала домой, подыскивая на ходу слова извинения.

Открыв входную дверь, я замерла, встретилась глазами с яростным, красно-фиолетовым взглядом Данирэля, на перекошенном от гнева лице. Ох… я уже однажды видела у него такие глаза.

От неожиданной, пугающей картины, я невольно попятилась назад. Данирэль, сделав шаг в мою сторону, в попытке задержать, ухватил край моей туники и резко дернул на себя. Раздался громкий треск разрываемой тонкой ткани, не выдержавшей такого грубого обращения. Я, не удержав равновесия, упала на пол и со страхом, снизу вверх посмотрела на Данирэля.

Гнев на его лице сменился растерянностью, потом тревогой, затем виной, а вслед за ней отчаянием. Он опустился на пол рядом со мной, протянул дрожащую руку в мою сторону, в попытке коснуться, но не решился и обессилено опустил ее.

Я чуть подалась ему навстречу, в порыве успокоить, заверить, что для меня нет мужчины лучше него. И поняла, что сейчас любые мои слова будут лишними, не убедительными, после ночи, проведенной в доме Орестонэля. Внутреннее чутье подсказало, что чтобы добиться его доверия, уверенности в моей любви, мне надо открыть ему свой разум и чувства.

Я обняла его за шею и, упершись лбом в его лоб, прошептала:

— Посмотри меня ментально. — Он недоверчиво посмотрел мне в глаза. — Пожалуйста, — убежденно попросила я. Знаю-знаю, что никто добровольно на это не идет, но я ему доверяю и мне нечего от него скрывать.

Даже если он увидит уже давнюю, мою единственную близость с Орестонэлем, то увидит и мои слезы, и мое разочарование, которое я испытала тогда. Но лучше попытаться показать сегодняшнюю ночь, как мы с Орестонэлем всю ее просто проболтали. А потом, открыть свои чувства, мою любовь, благодарность, радость от того, что он, Данирэль, рядом, надежду, что так будет всегда, что мне не нужен никакой другой мужчина.

Я расслабилась и ментально призвала Данирэля к действию. Почувствовала, что он понял меня, жадно ворвался в мое сознание, но, быстро взяв под контроль свое голодное желание узнать как можно больше, деликатно, ведомый мною, стал перебирать все мои чувства к нему. А я ощутила встречный поток сознания, наполненный любовью и щемящей радостью, от осознания глубины и искренности моих чувств к нему.

Не заметив, когда и как это произошло, я обнаружила себя распятой на полу, стиснутой в объятьях и придавленной телом Данирэля, вошедшего в меня так глубоко, что казалось, достающего до сердца. Завораживающий, сладостный ритм подстегивал нестерпимое влечение, затуманивал сознание. Желание брать и отдавать захлестнуло нас. Я пила его любовь, заботу, страсть, стон удовольствия, а он пил мою нежность, любовь, благодарность, крик наслаждения. Это растапливало ревность, обиды, рождало доверие, связывало души. Яркая вспышка, ошеломляюще упоительного взрыва, накрыла нас обоих.