— Ну? Что нашла, девочка моя? — спросил он, как ни в чем не бывало. — У них должно быть все необходимое на несколько дней погони. Перестаньте так смотреть на меня ребята, я не Дракула, честное слово! Припасы, вода, лекарства?

— Есть аптечка, — сказал Валентин, роясь в багажнике одной из машин.

— И здесь есть, — отозвалась девушка. — И аптечка, и вода…

Голос у Арин был не самый веселый. Шагровскому показалось, что она избегает смотреть на дядю Рувима. Честно говоря, превращение профессора археологии в подобие Джона Рэмбо и на него самого произвело немалое впечатление.

— Аптечку сюда давай, — приказал Кац голосом, не терпящим возражений. — Валентин, мой фонарь сел. Есть там что-то подходящее?

На боку у убитого Арин наемника поблескивал короткий цилиндр «мага». Батареи в фонаре были свежими — яркий круг света выхватил из полутьмы кровавую картину побоища, и Валентин спешно погасил фонарь.

— Подсвети здесь, — попросил дядя. — Давай руку, Арин.

В белом искусственном свете рана на предплечье девушки выглядела совсем нехорошо, но дядя почему-то не расстроился.

— Не орать, — распорядился он и плеснул прямо на окаймленное красной опухолью пулевое отверстие антисептиком из баллона.

Арин не заорала, а зашипела, как испуганная кошка. Жидкость вскипела в ране, окрашиваясь в розовое, а дядя уже вытащил из раскуроченной аптечки шприц-тубу и ловко, чтобы не сказать, привычно, сдернул зубами защитный колпачок с иглы.

— Грамотные ребята, — пояснил он, вгоняя иглу в руку девушки. — Медкомплект не наш, но все, что надо, есть. Это антибиотик с обезболивающим, так что сейчас полегчает… Теперь повязку… Будешь, как новенькая! Водички попей, девочка моя, и мне принеси… Я уже часов двенадцать не пил…

— Спасибо, — выдавила из себя Арин.

— Пять минут — и тебя можно будет приглашать на танго! — пошутил Кац. — И ты иди сюда, герой! Куда тебя?

Увидев бок Валентина, дядя присвистнул:

— Везунчик… Будешь терпеть или дать чего погрызть?

— Не понял?

— Орать будешь, — пояснил дядя и с жадностью опорожнил пластиковую бутылку с водой, принесенную ассистенткой. — Зажми что-то зубами, пока я промою рану… Ложись на другой бок и задери свое рубище, племянничек…

— Я потерплю.

— Ну, смотри. — Согласился профессор и плеснул на рану де-зинфикатом.

Шагровский не заорал, потому что не смог — боль перебила дыхание, только засипел, разевая рот. Он буквально чувствовал, как образующиеся внутри плоти пузырьки вырываются на поверхность кожи, вынося с собой скопившуюся в рубце грязь.

— Спокойно, — прошепелявил Кац, делая укол — колпачок от шприц-тубы мешал ему говорить разборчиво. — Молодец. Уже все! Все!

Но Валентин шипел еще пару раз — когда дядя Рувим накладывал на рану мазь и когда заклеивал бок пластырем.

— Готово! — объявил профессор через пару минут. — Кто из вас, дети, вытащит из меня железку?

— Ты ранен? — удивился Шагровский, привставая. — Куда?

— Ерунда, — отмахнулся дядя, но штаны приспустил. — Рикошет. Самое позорное место. Еще и по касательной… Ох… Ранен, смешно сказать, в правое полужопие! Ты делай, племянничек! Арин, тебе на это еще рано смотреть!

Пуля вошла в ягодицу по касательной справа вверху, как раз туда, куда по правилам делаются уколы.