Крыленко давно привык и к обыскам, и к допросам. За свою долгую жизнь революционера-подпольщика-долгую, хотя от роду было ему лишь тридцать,-он прошел через это уже не однажды.

И каждый раз попадал под арест "другой" человек: те Постников, то Рено, то Абрамович...

Вот и сейчас капитан с ухмылкой разглядывает паспорт, даже пробует его на ощупь: настоящий или поддельный?

- Значит, имею честь познакомиться с господином Сидоровым? Ну что ж, очень рад... И когда же, извините за нескромность, господин Сидоров изволил родиться?

Натягивая брюки, Крыленко спокойно ответил:

- В паспорте, по-моему, все написано: четвертого августа тысяча восемьсот восемьдесят первого года.

- Ах так.. - игриво промолвил капитан. - Следовательно, вам тридцать четыре года. Поздравляю, господин Сидоров, для своих лет вы, пожалуй, выглядите довольно молодо. Между тем, любезнейший, по моим сведениям, вам сейчас только два или три месяца...

Крыленко уже сидел на стуле, терпеливо дожидаясь окончания обыска и силясь понять, что действительно уже известно полиции, а что она надеется добыть от него самого при помощи шантажа и обмана.

- Почему же в таком случае вы считаете возможным подвергнуть аресту грудного младенца? - невозмутимо сострил Крыленко, изобразив на лице приветливую улыбку.

Капитан оценил шутку.

- Браво, сразу видно интеллигентного человека.

Извольте, я вам отвечу. Господин Сидоров появился на свет совсем недавно - после того, как загадочно исчез господин Лохвицкий. Клянусь честью, я буду вам очень обязан, если вы поможете нам отыскать его.

Равно как и госпожу Галер...

- Помочь государственной власти - благородный долг каждого российского гражданина, - с издевательской вежливостью ответил Крыленко, а мозг свербила тревожная мысль: "Неужели снова предательство?! И Лену, выходит, тоже ищут..."

Они добрались из Швейцарии до России кружным путем, пробираясь много недель через охваченную диной Европу. Почти никакой связи с Россией не быо, и им с трудом удалось достать паспорта. И он и Розмирович, благополучно миновав с десяток границ, множество проверок и допросов, постарались избавиться от этих ненадежных документов. И раздобыли новые.

Так исчез Лохвицкий. И появился Сидоров. И полиция, выходит, знала об этом. Но знала ли она, что и Лохвицкий и Сидоров - это все тот же Крыленко, опасный государственный преступник, которого упустили еще в Харькове, а сейчас вот настигли в Москве?..

Утром его вызвали на допрос. Молоденький следователь щеголял не только усиками, но и нарочитым демократизмом.

- Садитесь, коллега, угощайтесь сигарами... Не хотите ли кофе? Или, быть может, коньяк?

Коллега?!.. Выходит, они уже знают его настоящее имя...

- Спасибо, не пью. И курить тоже бросил.

- О, завидую вам... Благотворное влияние друзей, не правда ли? Говорят, господин Ульянов тоже не курит и не пьет.

- Не знаю, кого вы имеете в виду.

- Коллега, ну зачем же выставлять себя на посмешище? Неужели вы еще не понимаете, что нам все известно? Решительно все...

В том-то и дело, что им было известно далеко не все. Крыленко понял это по вопросам, в которых явно чувствовалась неуверенность. Что-то, конечно, они знали, иначе не напали бы на его след, но информация, которую полиция получила от своих агентов, была скорее всего разрозненной и неполной.

Пусть ответы его покажутся нелепыми, отрицание - бессмысленным, но этим он вынуждал их постепенно открывать свои карты. Его цепкий ум быстро схватывал не только явный, но и скрытый смысл вопросов, анализировал, сопоставлял, обобщал.

- Видите ли, коллега... - Следователь обращался к нему доверительно это тоже был прием, хотя и вовсе не новый. - Законы военного времени вам известны. Ведь вы, полагаю, еще не успели забыть дисциплины, которые столь блистательно сдали немногим более года назад.