И какие цели ставит перед собой российский пролетариат.

Запретные книги, журналы, газеты, листовки, прокламации - они не только сообщали никому не известное, не только раскрывали глаза и заставляли задуматься, но и призывали к борьбе.

В ту пору Крыленко не слишком размышлял над тем, каким образом эта литература попадала в Россию. Лишь позже, став большевиком, оказавшись сопричастным к ее распространению, он постиг тайны нелегальной почты. Это дело, которое партия считала одним из важнейших, требовало не только изворотливости, находчивости и выдумки, но и огромного риска.

Чемоданы с двойным дном, коробки для дамских шляп, хитроумно превращенные в почтовые ящики, сюртуки, "утепленные" подкладкой из газет и журналов; груженные книгами рыбачьи лодки, пробиравшиеся из-за кордона под покровом ночи... Много способов было придумано и опробовано, чтобы правдивое печатное слово проникло в массы и помогло людям найти ответ на вопросы, которые каждый день ставила перед ними жизнь. Но тех, кто жаждал правды, становилось все больше и больше. Партия стремилась к тому, чтобы ее идеи овладели людьми. Тоненькие ручейки, которыми большевистская литература текла через кордоны, должны были наконец превратиться в неудержимый, могучий поток.

Инспектор и правда не бросал слов на ветер: учителя Крыленко изгнали из гимназии. "За вольнолюбие и строптивость", - намекнул ему в доверительном разговоре огорченный директор. "За неблагонадежность", "за распространение социалистических взглядов среди учащейся молодежи" - официальные формулировки официальных бумаг с грифом "совершенно секретно".

Неблагонадежный... Если вдуматься, это вовсе не огорчительно. Наоборот! Разве он хотел бы, чтобы полицейская свора считала его надежным, своим? Значит, правильно он живет, достойно и честно, если власти предержащие относятся к нему с недоверием и опаской.

Было жаль расставаться с мальчишками, к которым он так привязался. Расставаться сейчас, когда они повзрослели, и семена, брошенные в их души, только начали давать всходы. Но все-таки начали. Значит, годы учительства не прошли даром...

Крыленко отправился в Краков, чтобы договориться о предстоящей работе.

- Вы очень кстати, Николай Васильевич, - обрадовался Ленин. - Именно такой человек, как вы, нужен сейчас в Петербурге.

Ленин был не один. На диване сидел коренастый рыжеватый человек с холодными, чуть раскосыми глазами. Было что-то неприятное в его нервном, непрерывно менявшем свое выражение лице. И в облике его, и в манерах чувствовалась развязность. Но рукопожатие было крепким, приятельским, а улыбка - мягкой, располагающей.

- Познакомьтесь, - представил его Ленин. - Роман Вацлавович Малиновский, член ЦК, лидер большевиков в Государственной думе.

Крыленко много слышал об этом незаурядном ораторе-самоучке, быстро выдвинувшемся из рядовых слесарей в крупного партийного деятеля. В Думу он прошел "на ура" от московских рабочих, уже оценивших его организаторский талант на посту руководителя профсоюза. О Малиновском много говорили как о восходящей звезде, прочили ему блестящее будущее.

- Депутатам-большевикам, - обратился Ленин к Крыленко, - не хватает парламентского опыта и теоретической подготовки. Помощь такого образованного человека, как вы, Николай Васильевич, была бы просто неоценимой.

- А паспорт? - спросил Крыленко.

- Есть и паспорт, - ответил Ленин. - Привез товарищ Роман...

И рассказчик, как видно, он был тоже отменный.

Оживленно жестикулируя, он с юмором воспроизводил забавные сценки из думской жизни, несколькими штрихами добиваясь сходства с записными ораторами, витийствовавшими на трибуне.

Ленин и Крупская от души смеялись. И Крыленко не мог сдержать улыбку, хотя большинство "героев"

этих устных рассказов были ему незнакомы.

Потом заговорили о том, как было бы хорошо, если рабочие депутаты смогли бы приехать к Ленину, в Краков.