— Я больше верю в тебя, сынок, чем во всех остальных, вместе взятых, — заявил он. — В конце концов здесь командую я. И я не позволю никому обижать тебя или выпроваживать отсюда. Будь поблизости. Мы вместе станем раскручивать это дело, если ты, конечно, сможешь ему уделить какое-то время.

— Спасибо, Рекс, — улыбнулся Селби, — но мне еще надо кое-что сделать, а здесь, в твоем кабинете, я вряд ли смогу принести пользу. Я не спал почти всю ночь и сейчас хочу отпраздновать освобождение от ответственности — как следует отоспаться.

Проснувшись в три часа дня, Селби принял твердое решение — не звонить Сильвии Мартин. Он вошел в здание суда примерно в половине четвертого.

Судья Фэйрбенкс восседал на своем кресле, суровый и беспристрастный. Присяжные уже были отобраны, шло изложение основных аргументов. Старый АБК, очевидно, уже закончил предварительное представление доказательств со своей стороны и, оставшись стоять, возвышался над сидящими, рослый и изящный. Тонко вылепленное лицо, вьющаяся седая шевелюра, достоинство в манерах — все это делало его похожим на аристократа, аристократа судебных залов.

Беркли Стэнтон торчал на середине свободного пространства перед присяжными и изрекал гулким голосом утомительные банальности. Присяжные взирали на него с отрешенным видом.

Инес Стэплтон за адвокатским столом нервно крутила карандаш.

Чуть позади А.Б. Карра сидела молодая женщина, которую Селби с первого взгляда не узнал. Только всмотревшись внимательнее, он понял, что это застенчивое, простенько одетое юное создание с опущенными ресницами и гладко зачесанными назад волосами не кто иной, как великолепная Анита Элдон, которую Селби и Сильвия еще вчера долго разглядывали в кафе.

Объявили десятиминутный перерыв. Сквозь монотонное гудение голосов и шорох шагов зрителей, заполнивших зал суда, Селби услышал, как Инес Стэплтон произнесла его имя. Он пересек зал и подошел к Инес, стоявшей в свободном от зрителей углу.

— О, Дуг, — сказала она вместо приветствия. — Это просто ужасно.

— Что именно?

— Посмотри, что он сотворил с этой женщиной. Он работал с ней, как опытный режиссер работает с хорошей актрисой. Я уверена, что он выдрессировал ее на все сто, она вызубрила свою роль. Теперь это застенчивая, трогательная малышка. У нее такое простенькое платье! Но не беспокойся, она не забыла надеть нейлоновые чулочки и так скрестила ноги, оттянув носочки, что перед присяжными как раз открывается нужный вид.

Не слишком много, конечно. Она же так застенчива и скромна. И так мила и слаба, что ничего не может противопоставить этому большому злому миру после того, как умерла мамочка. Нужно видеть, как Карр склоняется над ней для утешения. Он это делает с такой трогательной почтительностью, как будто перед ним хрупкий цветок редчайшей красоты, а она доверчиво поднимает на него глаза, тепло улыбается и покачивает головкой.

Блестящая пантомима — адвокат о чем-то спрашивает клиентку. Его отеческая заботливость демонстрирует веру в то, что крошка несет в себе все добро мира, а ее доверчивый взгляд и покачивание головы призваны продемонстрировать, будто она не способна понять грязной корысти этих ужасных людей с противной стороны и целиком полагается на своего адвоката. Карр успокаивающе гладит ее руку, что на языке пантомимы означает: «Не беспокойтесь, дорогая, присяжные не позволят этому большому, злому, нехорошему человеку украсть ваши деньги». Проклятие! Наверное, они репетировали все утро.

— И вдобавок часть ночи, — сказал Селби. — Нельзя недооценивать Карра и технику его поведения в зале суда. Пока ты копалась в юридической литературе, пытаясь найти нужные статьи закона, Старый АБК подобрал своей клиентке подходящее платье и, наверное, пару сотен раз повторил с ней эту маленькую сценку.