В августе 1945 года Курчатов стоял перед трудным выбором.

Возглавлять все ядерные работы в момент, когда на их осуществление направлялась вся промышленная и научная мощь страны, было равносильно тому, чтобы отказаться от собственной, может быть, маленькой, но дорогой научной темы, пренебречь тем, чтобы когда-нибудь в монографиях, в учебниках появились фразы: «эффект Курчатова», «явление Курчатова», «процесс Курчатова», «закон Курчатова», «теория, созданная Курчатовым». Оставить свой личный след в науке — мечта каждого ученого. От этой мечты надо было теперь отказаться. Он возглавит все исследования. Частные, специальные открытия, которые составляют конечную цель творчества исследователя, останутся на долю другим. Пост, ему предложенный и им принятый, означал не только повышение и власть, но и жертву. Многое приобреталось, многое терялось — без колебания на это нельзя было идти. Маленькое, личное поглощалось всеобщим, огромным.

Большим счастьем для нашей страны было то, что именно Игорь Курчатов в трудное для Родины время научно возглавил усилия по овладению ядерной энергией. Кажется, и не представить другого человека, так совершенно отвечающего своему посту. В молодости Курчатова прозвали Генералом; шутливое прозвище говорило о свойствах характера, о любви к власти. Сейчас он реально был генералом — генералом от физики, как в старые времена были генералы от инфантерии, от артиллерии, от кавалерии. Он был, применяя термин поновей, маршалом нового рода войск — науки физики. Ему вручили огромную власть — давать обязательные задания институтам и лабораториям, требовать их неукоснительного выполнения, координировать усилия ученых, инженеров, хозяйственников. Ни о какой независимости ядерных коллективов речь больше идти не могла — все подчинялись ему.

Но то была удивительная власть — помощи, а не подавления, творчества, а не администрирования. Под его рукой трудно и радостно работалось — трудно, ибо непредставимо сложны и срочны были задачи, легко, ибо открывался простор научному творчеству, научному вдохновению.

На всей ядерной программе, столь блестяще осуществленной советским народом в послевоенные годы, лежит отпечаток личности Курчатова — его научных успехов, его человеческой мудрости, его административной энергии, его чувства ответственности перед своим народом!

И еще одно обстоятельство нужно непременно подчеркнуть, потому что без понимания этого обстоятельства невозможно представить себе ни масштабы усилий, которые потребовались, ни грандиозность конечного успеха. Все ядерные работы в Америке разворачивались в иных совершенно условиях, чем в Советском Союзе. Война грохотала далеко от Соединенных Штатов, а Советская страна вышла из войны чудовищно истерзанной — сотни городов лежали в развалинах, тысячи заводов были разрушены, десятки тысяч сел превращены в пепелища, миллионы людей погибли. Всего не хватало — жилищ, производственных помещений, людей, еды, машин, сырья… А нужно было не только воссоздавать уничтоженное в войне богатство, но и разрабатывать отрасли промышленности, придумывать новые механизмы и процессы, изучать еще неизвестные, страшно сложные явления, проектировать и изготовлять уникально точную аппаратуру. И если американские эксперты приходили к выводу, что атомное оружие появится у Советского Союза лишь после 1954 года, то им самим такой вывод, нет сомнения, казался очень уж смелым: можно было спокойно указать сроки и более дальние.

Реально же атомное оружие было создано за четыре послевоенных года — срок, не так удививший, как ошеломивший американских стратегов…

3. Первый на континенте Европы и Азии

На несколько трудных месяцев главной проблемой стало получение доброкачественного металлического урана.

Еще в январе 1943 года, подготавливая с Первухиным правительственное постановление, Курчатов указывал, что физикам нужен уран особой чистоты, без «нейтронных ядов» — примесей, поглощающих нейтроны.