Гарри взял салфетку, промокнул губы и положил ее на стол.

– Вы извините, я на минутку, Рэйлен.

Рэйлен ухватился за подлокотники кресла, готовый встать.

– Да нет, – остановил его Гарри, – я только в уборную и сейчас вернусь.

Он уже встал, но задержался, чтобы улыбнуться Рэйлену. Рэйлен понял, что Гарри вспоминает тот, прошлый раз.

Аэропорт Атланты.

– Сдается, вы мне уже это говорили. – И Рэйлен тоже улыбнулся.

Приподняв одну руку, словно говоря – не будем прощаться, я не ухожу, Гарри прошел среди столов – сейчас почти все они были уже заняты – и направился в расположенный по другую сторону зала мужской туалет.

Рэйлен думал о том, как Гарри вернется и он ему расскажет еще одну историю про того курсанта. Вместо того чтобы сходить в город и выпить пару кружек пива, этот любитель картографии всегда ложился спать, причем очень рано, чуть ли не в восемь. Рэйлен возвращался к полуночи, и если ему удавалось залезть в постель тихо, на следующее утро сосед, встававший всегда на час раньше, тоже вел себя тихо. А что происходило, если Рэйлен случайно устраивал какой-нибудь шум – ну, скажем, налетал на тумбочку или сшибал что-нибудь со стола? Тогда утром сосед устраивал в точности такой же шум.

Да, он расскажет Гарри эту историю. А еще можно рассказать про парней, которых он знал курсантами и с которыми встречался потом, при разъездной работе.

И поинтересоваться, любит ли Гарри рыбалку. Объяснить, что с самой весны сиднем сидел в маршальском управлении Майами и ни разу не сумел порыбачить в этих местах. В детстве он ловил по большей части сомов, рыбачил в прудах и речушках таких грязных, что в них и рыбы-то почти не осталось. Это потом, работая в Глинко и живя в Брансуйке, в Джорджии, он ловил рыбу в океане, в проливе Святого Андрея, у острова Джекилл. Надо спросить у Гарри про рыбалку у прибрежных островов, он может знать.

Задерживается Гарри, – наверное, встретил кого-нибудь.

Он так еще и не показал Гарри карточки своих детей, мальчиков, девятилетнего Рики и Рэнди, которому три с половиной.

Правда, если бы показал, пришлось бы сказать, что жена, Винона, осталась с детьми в Брансуйке, в подробности можно не вдаваться, разве что Гарри сам спросит, почему они не приехали сюда. А как ответишь на такой вопрос, не начиная длинного, занудного рассказа? Ну понимаете, Винона со мной разводится. Меня послали сюда, а она осталась, чтобы продать дом, получить хотя бы те шестьдесят семь тысяч девятьсот, которые они сами за него заплатили. Вот и связалась с каким-то торговцем недвижимостью, который продал дом, не сумев выручить за него даже эту цену. Отдал за шестьдесят пять тысяч с половиной и получил еще за это свои комиссионные, а в придачу и саму Винону. Знаете, как мы с ней беседовали все время, пока тянулась эта волынка? Я звоню:

«Ну как наши дела, зайчик?» – «О, все о'кей». Я же совсем ничего не знал до того самого раза, когда она вдруг заявила: «У меня для тебя две новости: одна хорошая, – это она про то, что дом продали, – а другая тебе не понравится, так что ты, наверное, будешь меня ругать». Вот так Винона обычно и говорила, всегда с какими-нибудь вывертами. Если Гарри захочет выслушать... Ведь Гарри уже прошел через все это, через развод, значит, может дать какой-нибудь дельный совет, как себя вести, – а то ведь непонятно, как и поступить, разве что взять бейсбольную биту и вышибить мозги этому торговцу недвижимостью из Брансуика.