- Можете занимать, - сказал он. - Простыни, полотенца - всё как полагается. - Он пристально посмотрел на Анну: - Пушкой не разбудишь, а?

- Мы весь день были в пути.

- Видно, что умаялась, - заметил он, не отрывая от Анны глаз. - Пока ты её укладываешь, я подготовлю двенадцатую.

- Годится, - сказал я, поднялся по ступенькам и внес Анну в комнату, которая, надо отдать Бартеру должное, выглядела вполне благоустроенной: стенной шкаф, тумбочка, раковина с куском мыла в мыльнице, полотенце на крючке. Все новое и чистое.

Я опустил Анну на кровать и накрыл одеялами. Масляный обогреватель решил пока не включать - одеяла были достаточно теплыми. Разул Анну и вернулся к машине за её чемоданом и баулами, притащил их и поставил в стенной шкаф. Потом привел Анну в сидячее положение, расстегнул не без трепета - платье на спине и умудрился его стянуть, несмотря на то, что руки и ноги моей любимой болтались безвольно, как у куклы. Она осталась в одних трусиках и лифчике, и я поспешно закутал её в одеяло. Платье повесил на плечиках в шкаф, а несессер, который тоже прихватил из машины, положил на тумбочку. Потушил свет и вышел во двор.

Бартер, оказывается, меня уже ждал, на губах его блуждала странная ухмылка. Помнится, я подумал: интересно, сколько времени он стоял под дверью?

- Все нормально? - спросил он. - Колыбельной не понадобилось?

- Порядок, сказал я, стараясь не раздражаться.

- Пошли, покажу тебе твою комнату, - сказал Бартер.

Домик, в котором осталась Анна, и тот, в котором предстояло ночевать мне, разделяло расстояние всего в один ярд. Мы вошли в комнату номер двенадцать.

- Никаких претензий, - сказал я. - А душевые кабины в исправности?

- Обижаешь. - В его голосе и впрямь прозвучала обида.

- Хотелось бы помыться перед сном.

- Сколько угодно, - сказал он и, помолчав, вдруг добавил: - Только не бегай по двору в чём мать родила.

- Вот тебе раз! А я-то привык появляться в общественных местах исключительно нагишом.

- Э?…

- Неужели и похабные песенки нельзя орать во всё горло?

- Шутки шутками, - сказал Бартер озадаченно, - а мое дело предупредить. Не положено, значит, не положено.

- Нелегко с этим примириться, - сказал я и, оставив его ломать голову над моим ответом, пошел к машине. Вытащил из багажника баул, а из бардачка - револьвер, а когда вернулся к своему домику, Бартер уже исчез.

Я занес баул в комнату, закрыл за собой дверь, разделся донага и облачился в халат, потом извлек из баула свое полотенце, надел резиновые тапочки и в кромешной тьме двинулся в указанном Бартером направлении.

Душевая кабинка напоминала поставленный на попа гроб. Я втиснулся в нее, разделся, повесил халат и полотенце на гвоздь снаружи и, прижавшись спиной к стене, отрегулировал воду. Холодная оказалась ледяной, а горячая - холодной. Я отвернул оба вентиля до отказа, намереваясь помыться как можно быстрее, чтобы не успеть замерзнуть, и тут услышал рев грузовика где-то поблизости в лесу. Да, по звуку я определил, что это именно грузовая машина, и, как сейчас помню, удивился, что он здесь делает ночью. Грузовик въехал во двор и остановился. Мотор умолк. Я слышал хлопанье дверей, негромкие голоса. Все это продолжалось минуты две, потом мотор снова взревел, грузовик, разворачиваясь, скользнул фарами по моей кабинке, сквозь щель на миг ослепив меня, машина вырулила на дорогу, преодолела небольшой подъем, и с каждой секундой звук мотора становился глуше, пока не стих вовсе. Снова воцарилась тишина.

Я смыл с себя мыльную пену, приоткрыл дверь и сорвал полотенце с гвоздя. Яростно вытерся. Дул резкий, холодный ветер. У меня зуб на зуб не попадал. Я снова спрятался в кабинку, натянул халат, сунул ноги в тапочки, схватил мыло и полотенце и потрусил к своему домику.