– Что? – опять сказала Маруся. Она не знала как реагировать, как вести себя, что отвечать. Происходящее напоминало театр абсурда. Все было бессмысленно, неправильно: странное поведение Варвары, ее вульгарные манеры, грязные, неприличные слова. Кто-то из них двоих был не в себе. Может, все это лишь чудится Марусе, точно так же, как мерещился всюду мерзкий карлик? Ей никак не удавалось сконцентрировать внимание, сосредоточиться, к тому же голова болела все сильнее и сильнее.

– «Что-что», – глумливо передразнила Варвара, – расчтокалась! Не пугайся, с Лешкой твоим у меня ничего не было, и быть не могло. Он не мой.

– Не твой, – слабым эхом отозвалась Маруся.

– Да уж и не твой! – грубо бросила Варвара. – Ты только под ногами путаешься почем зря. Шла бы вон, и дело с концом.

Она выразительно мотнула головой в сторону комнаты Алисы и снова издевательски подмигнула. Маруся почувствовала, что волосы зашевелились у нее на затылке. Горло сжал спазм, и она еле слышно прошептала:

– Откуда ты… знаешь?

– Еще бы мне не знать, – со смешком проговорила Варя и шустро схватила очередной пирожок. Все повторилось: хлюпанье, чавканье, жевание, алый ручеек на подбородке, засунутые в рот пальцы. Вдобавок, в два счета расправившись с едой, Варвара громко отрыгнула.

Маруся сидела, мучительно борясь с дурнотой и нарастающей головной болью. Нужно было указать Варваре на дверь или хотя бы встать и выйти самой, но она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни тем более повернуть голову или хотя бы прикрыть глаза, чтобы не смотреть на отвратительную трапезу. Варвара же, покончив с пирожком, похвасталась:

– Я вообще многое про тебя знаю, милочка. Например, как ты голову муженьку своему дуришь. Таблеточки-то заветные давно не пьешь, почитай, три с половиной года. А мужу врешь, будто пьешь! Уж так хочется родить да привязать его покрепче. Всех врачей уже обежала, только без толку. Пустая, бесплодная, бесполезная деревяшка. Постарались докторишки-то колхозные, а? Выскребли досуха! – Варвара гнусно захихикала.

У Маруси уже не оставалось сил, чтобы удивляться, возражать, отвечать. Никто не мог знать того, о чем говорила сейчас эта ведьма. Маруся не рассказывала об этом ни единой живой душе, даже родной матери. И все же это была правда, и Варваре эта правда каким-то непостижимым образом была известна. Родить Леше сына было Марусиной заветной мечтой, которая никак не желала сбываться.

– Только зря стараешься. Даром ты Леше не нужна, а уж с прицепом – подавно. У него давно другая, – злорадно выплюнула Варвара.

– Неправда, – беззвучно, одними губами прошептала Маруся. Эти слова, наверняка сказанные только для того, чтобы окончательно добить ее, тем не менее причиняли такие страдания, что и головная боль по сравнению с этим казалась незначительной.

– Совершеннейшая правда, – широко осклабившись, закивала Варвара, – думаешь, где он той ночью был, когда ты в обмороке валялась? От кого под утро вернулся?

Она снова захохотала и потянулась за очередным пирожком. Откусила, принялась жевать. Резко запахло тухлятиной.

– Наконец-то с луком и яйцом попался! – удовлетворенно заключила Варвара.

Маруся была уверена, что ее сейчас вырвет. Головная боль выросла до гигантских размеров. В виски будто вкручивали шурупы. Она ничего вокруг не видела, не понимала, весь мир был – одна сплошная огненная боль.

– А ну, бери, ешь, – приказала Варвара.

Неизвестно почему, против воли, Маруся подчинилась. Как загипнотизированная, превозмогая боль, пронзающую ее от каждого движения, протянула руку к тарелке и послушно взяла лежащий с краю золотистый продолговатый пирожок.