Марк и «Люси Кливленд» вдруг встали у меня пе­ред глазами: здесь они нашли друг друга и связали свои жизни, чтобы победить воспоминания о ее му­чениях или же достичь некой туманной, но спаси­тельной цели.

«То, что ты не в силах изменить, ты порой в со­стоянии принять как есть, как-то так», — поймал я себя на мысли.

Мы обошли каждый дюйм строения. Я увидел, где именно Марк обнаружил фотоальбом; я увидел дыру в штукатурке, которую он пробил ломиком; как и он, я прошел по темным потайным коридорам и лестницам, спрятанным меж стен. На пыльном по­лу гостиной я увидел следы ног Марка и Джимбо — и еще чьи-то, скорее всего Ронни Ллойд-Джонса. Мне также показалось, я увидел едва заметные сле­ды маленьких босых ступней Люси Кливленд.

Сержанта Полхауса поразили потайные прохо­ды. Все это было ему в новинку. Диковинные осо­бенности, которые Калиндар добавил своему дому, не фигурировали ни в одном документе его уголов­ного дела, потому что первым их открыл Марк.

В подвале — настоящей норе — старая угольная печь, ровесница дома, соседствовала с масляным кот­лом, установленным примерно в пятидесятых. Ды­моход для старой и новой систем отопления был об­щим.

Здесь находились желоб и металлический «опе­рационный стол», которые Марк описал Джимбо, пустые корзины с крышками и чемодан, битком набитый женскими волосами, — наследие безумия Джозефа Калиндара

— Вот что вдохновляло Ронни, — сказал я.

Полхаус кивнул. Он осторожно двигался вокруг печки, вглядываясь в пятна на полу и стараясь на них не наступать. Я наблюдал за тем, как он нагнулся над почерневшим потеком крови, будто ожидая, что тот заговорит. Закончив осмотр пятен, сержант выпря­мился, обошел старую печь, остановился перед ней и распахнул тяжелую дверцу. Из кармана пиджака он достал фонарик размером с шариковую ручку и посветил в топку.

— Довольно чисто, — сказал он.

Я подумал, что сейчас он действует как должност­ное лицо. С трудом я попытался подыграть ему:

— А разве Калиндар сжигал в печке кого-то из своих жертв?

— Он это делал.

Полхаус резко захлопнул дверцу и начал стран­ный танец на цыпочках средь застарелых пятен кро­ви. Он направил луч миниатюрного фонарика на пол, и когда узкий пучок света падал на пятна, они нали­вались багровым, словно пылали изнутри.

— Никак не думал, что пятна крови тридцати­летней давности могут быть такого цвета, — обро­нил я.

— Они вовсе не столь старые, — сказал Полха­ус. — Некоторым из них лет десять, но большинст­во — довольно свежие.

— Как это? — спросил я, все еще не понимая.

— А так: Джозеф Калиндар не проливал эту кровь. Это ваш приятель Ронни постарался. Именно сюда он приводил кое-кого из похищенных мальчиков. Ваш брат чувствовал, что увидит здесь нечто подоб­ное. Поэтому его воротило от одной мысли о поезд­ке сюда.

Я в ужасе смотрел на пол.

— Тогда другой вопрос. Где он похоронил тела?

Лица мертвых мальчиков будто глядели на меня из-под цементного пола.

— Не в подвале, — ответил сержант. — Пол со вре­мени постройки не тронут. Надо искать снаружи.

Я, наверное, выглядел таким потрясенным, что Полхаус спросил, хорошо ли я себя чувствую.

«Мы вместе», — вспомнилось мне.

Поднимаясь по лестнице, сержант достал мобиль­ный телефон. Половина из того, что Полхаус гово­рил, было закодировано, но я понял, что он вызывал на Мичиган-стрит криминалистов, а также двух офи­церов полиции.

— Вам, похоже, малость не по себе, — сказал он мне. — Если захотите уехать и побыть в доме своего брата, пока мы тут разбираемся, я пойму вас.