— Может быть, — проворчал государь. — Тогда давайте определим, как нам справиться с надвигающимся кризисом. Я, знаете ли, больше практик, чем теоретик, и хотел бы слышать практические советы.

— А много ли стоит практика без теории, ваше величество? — в свою очередь спросил я. — Я только хотел показать, что проблемы, вызвавшие кризис, куда глубже, чем деятельность одного человека. Они даже не в том, что другие государства хотят вырваться из-под опеки России. Они в слабостях самой России.

— Слабостях?! — не выдержал Нессельроде, но тут же стушевался под строгим взглядом государя.

— Хорошо, князь, в чем же вы видите слабость России, которая позволила возникнуть нынешней ситуации? — спросил император.

— В ее силе, ваше величество. Мы давно уже не являемся государством, которое борется за признание. Мы прошли стадию борьбы за мировое господство. Уже пятнадцать лет мы являемся центром однополярного мира, к которому обращены все взоры. С нас берут пример, нам завидуют, на нас рассчитывают в минуту опасности, нас боятся. И за все это нас ненавидят.

— Что же, горе прбежденному, — усмехнулся Шебаршин.

— Законы рынка неумолимы, — развел руками Вольский. — Менее эффективный проигрывает.

— Обеспечение неоспоримых преимуществ страны — одна из основных целей внешней политики, — заметил Васильчиков.

— Пусть проигравший плачет, — поддакнул Нессельроде. — Мы заслужили право встать во главе мира.

— Так жили все государства от века, — согласился государь. — Подчиняй, или будешь подчинен. Разделяй и властвуй. Чем больше силы собрано в одном кулаке, тем лучше. Уж не считаете ли вы, князь, что мы должны отказаться от своих преимуществ только потому, что это кому-то не нравится?

— Нет, конечно, ваше величество, — ответил я. — Сила еще никогда не мешала тем, кто умел ею пользоваться. Однако ни сила, ни хитроумная политика не спасли Рим от крушения. Золотая Орда только проиграла, в конечном итоге, от покорения Руси. Российская империя получила куда больше проблем, чем выгод, после присоединения Польских земель. В свое время, поняв это, Россия инициировала создание Евразийского союза, предоставив покоренным странам формальную независимость и культурную автономию. Но время прошло, ситуация изменилась, и реальное положение вещей стало очевидно всем. Россия — диктатор уже даже не в своем регионе, но в целом мире. Кому это понравится? Своей силой мы заставили более слабых противников сплотиться.

— Работать надо было лучше, — проворчал Вольский. — Холодная война не наполеоновские походы. Они проиграли в экономическом соревновании. Кто же в этом виноват?

— Возможно, — согласился я. — Но, может, стоит дать шанс новым поколениям? Или вы хотите сказать, что существующая экономическая и политическая система дает аутсайдерам много шансов подняться с колен?

— Вне ЕАС нет, конечно, — ухмыльнулся Вольский. — Там сейчас нет ни платежеспособных рынков, ни достаточных ресурсов для роста.

— Ресурсы-то там как раз есть, — возразил я. — Но мы сделали все, чтобы они не могли ими воспользоваться.

— Вряд ли США поступили бы иначе, одержи они победу над нами, — пророкотал Вольский.

— Пожалуй. Но тогда они неизбежно получили бы те проблемы, с которыми столкнулись сейчас мы.

— Тогда давайте обопремся на эту теорию, — подал голос Васильчиков. — В конце концов, все государства Германского союза, еще не являющиеся членами ЕАС, уже как минимум года три назад подали заявки на вступление туда.