Перед его глазами вращались пламенные бело-голубые вихри, затмевающее весь мир, набравшие головокружительную скорость и все убыстряющиеся. Шах слышал, как из горла вырывался то дикий торжествующий рык, то безумный смех — и его еще больше пьянили рождающиеся в нем звуки. Шах ощущал орудие своей страсти как раскаленный железный прут, врывающийся в топку, полную пышущих жаром углей. И ему хотелось, чтобы стало еще жарче, чтобы все вокруг превратилось в адское пекло, еще… еще… еще…

Мир взорвался и разлетелся на куски, когда, подобно лаве из ожившего вулкана, брызнуло его семя. И с последней каплей отторгнутого семени пришли темнота и бесчувственность.

* * *

Джумаль открыл глаза. Сил хватило только на то, чтобы немного повернуть голову. Раскинувшись, он лежал на скомканных простынях рядом с наложницей, которой овладел и имени которой не знал. Женщина негромко постанывала, но еще не пришла в себя, не очнулась. На ее лице, шее, обнаженной груди вспухало множество огромных, устрашающих кровоподтеков — следы нечеловеческой страсти владыки.

Морщинистое седобородое лицо склонилось над Джумалем.

— Мой повелитель,— тихо проговорил Йорхи,— запомни что я скажу, ибо уши твои, достойные лишь изысканнейшего славословия, моих речей более не услышат. Сейчас ты удалишься из этих покоев, запрешь их. Вернешься сюда через шесть месяцев и шесть дней. В полночь. Возьмешь сына. Выйдешь к северным воротам. Стража будет спать. Положишь ребенка с наружной стороны ворот и уйдешь. Через час пойдешь с проверкой караулов, обнаружишь будто бы подкидыша. Велишь взять его во дворец на воспитание, отдать кормилицам. А потом распорядишься навсегда замуровать вход в эти покои… Чтобы не вызвать подозрений у дворцовых интриганов, — почему это великий шах самолично обходит стражу,— с завтрашнего дня будешь совершать еженощный обход дворцовых постов вместе с начальником охраны. Сына назови Амином. И запомни: никогда он не должен услышать от тебя слово «сын»; никому и никогда ты не должен рассказывать о том, кто есть Амин… Прощай же, мой повелитель. Моя служба тебе заканчивается. Обопрись на меня.

Йорхи помог шаху подняться с ложа, накинул ему на плечи халат, довел еле переставляющего ноги, бессильного что-либо произнести и о чем-то спросить Джумаля до дверей. Как только шах переступил порог, старец вложил ему в руку ключи и захлопнул дверь.

* * *

Джумаль выполнил в точности все, как велел старый Йорхи. Через шесть месяцев и шесть дней, в полночь он приблизился, стараясь унять страх, к облепленной паутиной двери. Открыл. Вошел. В скупом свете тлеющего где-то наверху светильника он разглядел в трех шагах от порога корзинку — в ней что-то шевелилось.

Шах ухватился на плетеную ручку и вынес корзину в коридор, поставил под укрепленный на стене факел. Наклонился. «Вот мой сын…— Шах глядел на обыкновенного, только очень уж крупного младенца мужского пола, молча и угрюмо ерзающего среди пеленок.— Ребенок, рожденный женщиной от меня. Плоть от плоти, кровь от крови».

Он смотрел на новорожденного безразлично, не испытывая никаких отцовских чувств. Может, виной тому участие в зачатии и рождении темных колдовских сил? И не зря ли он пошел на это? Впрочем, теперь отступать поздно.

Еще раз заходить в покои старца не было никакой нужды, но Джумалем овладело любопытство. Вытащив из гнезда факел, новоявленный отец второй раз подряд переступил этот порог. Факельное пламя осветило небольшую прихожую, откуда одна дверь вела в лабораторию Йорхи, другая — в комнату, где он овладел женщиной, подарившей ему сына. Шах толкнул дверь этой комнаты и вошел, разгоняя факелом темноту. Нога в сафьяновой туфле ступила во что-то липкое, мокрое.