За спинами Хашида и его гостей ожидали распоряжений четверо слуг, занимающихся переменой блюд и напитков. Двое вооруженных стражников застыли у дверей, еще четверо стояли по углам террасы, расположившись в вершинах воображаемого квадрата; у последних оружия не было — они сжимали в руках по концу прочной блестящей цепи. Цепи эти натягивались, образуя крест, в центре которого, лицом к знатным вельможам, неподвижно возвышалась фигура обнаженного бронзовокожего мужчины. Другой конец каждой из четырех цепей был прикован к толстому кольцу, замкнутому на шее пленника. Попытайся этот человек сделать хоть малейший шаг, цепи с противоположной стороны немедленно оттащили бы его обратно и вернули в центр террасы.

Впрочем, пленник и не шевелился; взгляд его пронзительно голубых глаз был устремлен в бесконечность, грива иссиня-черных волос недвижимо лежала на широких плечах, не дрожал ни единый мускул гигантского тела, и, если б не лиловая жилка, что исступленно билась на могучей шее, сторонний наблюдатель мог бы решить, что перед ним искусно выполненная бронзовая статуя великана.

— Что ж,— раскатистым басом проговорил военачальник Сдемак, поднимая золотой кубок,— это была великая битва и великий триумф. Никогда еще победа не доставалась нам с такой легкостью. Итак, за тебя, правитель Хашид! За твой талант стратега и тактика! За наш успех! — И он осушил кубок. Сдемак был невысоким, но ладно скроенным бородачом в парадной форме и при коротком церемониальном мече, лезвие которого расширялось к острию.

— Присоединяюсь! — горделиво добавил туранский шах и последовал примеру Сдемака. Полный, лысеющий, страдающий одышкой и подагрой туранец, хоть и был равен Хашиду по положению, однако внешне нисколько не походил на мускулистого, но жилистого, высокого правителя Вагарана.— Ты блестяще справился со всеми трудностями и в очередной раз доказал, что королева Ясмела не случайно доверила тебе почетный пост правителя Вагарана… Однако, мой венценосный господин, ответь мне: кто этот дикарь, которого мы наблюдаем вот уже третий час и который за это время ни разу не пошевелился?

— О, мой дорогой гость! — всплеснул руками Хашид, и складки его алой мантии всколыхнулись за спиной.— Перед нами — самый удивительный и самый дорогой трофей, что достался мне в этой битве! Наемник, воевавший на стороне шемитов, сражавшийся как лев, в одиночку убивший больше моих солдат, нежели все воины Баруха, вместе взятые… Кабы не помощь моего верного мага, он добрался бы и до меня, и тогда не сидеть бы мне с вами за этим столом!.. Не так ли, милейший Сдемак? Даже ты не сумел защитить меня от него!

Сдемак мрачно промолчал и потер недавно зарубцевавшийся шрам от удара кинжалом. Тогда Хашид повернулся к четвертому участнику пиршества — колдуну Ай-Береку, который все это время хранил молчание, ел и пил очень мало, кутаясь в просторный черный плащ с откинутым капюшоном и вышитыми на нем серебряной нитью магическими рунами.

— А ты, Ай-Берек, что скажешь? Убил бы меня этот дикарь, если б не твоя помощь?

На лице волшебника, морщинистом, как у столетнего старца, блеснули ярко-зеленые глаза,— сияющие, как У пятнадцатилетнего подростка. Ай-Берек тоже ничего не ответил. Лишь шевельнулись его тонкие, длинные, ниточками свисающие на подбородок усы.

Шах Джумаль непонимающе пожал плечами и налил себе еще вина. Хмелел он быстро.

— Возможно, ты и прав, благородный владыка. Но неподвижность и бессмысленность взгляда твоего… э– э… трофея говорят о его непроходимой тупости. Которая, впрочем, свойственна всем дикарям… даже если они умеют драться, как львы.

Хашид захохотал.

— Достопочтенный гость, за первые же две седмицы плена этот человек четырежды пытался сбежать из моей подземной тюрьмы и дважды почти добрался до поверхности, голыми руками придушив пятерых стражников.