|
Кстати, помнишь ещё, тогда приходила проститутка, показания давала на Кащея? Как бы он к ней не направился, отомстить. Нужно леди прикрыть.
— Да, точно, хорошо, что напомнил… Сам займусь ей тогда, — сказал он и кивнул, — разберусь с бюрократией, отправлю туда людей, они всё равно в одной коммуналке живут, не пропустят его наши…
У нас время послеобеденное, а в Москве ещё утро, но день праздничный, профессор Салтыков ещё может отдыхать. Значит, придётся его будить. Сначала я зашёл в кабинет отца, но его снова не было, потом спустился вниз, чтобы уехать. Пока дядя Гриша вёз нас с Устиновым на рынок (стукачи Василия Ивановича тоже тусовались там, как и мои), я достал мобилу и набрал номер профессора. Разговор влетит мне в копеечку, но деньги у меня есть, не разорюсь.
Не отвечали долго. Наконец, когда я уже собрался было отключаться, на звонок ответили.
— Очень внимательно, — пробурчал чей-то пожилой голос.
— Владимир Владленович? — спросил я. — Это Павел Васильев, из милиции города Верхнереченск.
— А вы знаете, который час? — профессор зевнул.
— Наши общие друзья дали мне ваш контакт, хотел обсудить с вами серийного убийцу.
— Он же задержан, — собеседник, судя по звуку, поднялся с кровати. — Мне наши общие друзья говорили, что он у вас в СИЗО, и не понимаю, разве это не может подождать до завтра…
— Он сбежал, — перебил я. — Нам срочно нужна ваша консультация.
— Ох… — он вздохнул. — Ну, слушайте, у меня входящие из другого региона очень дорого, вам тоже дорого звонить. Позвоните мне на домашний, если есть такая возможность, а то деньги сейчас кончатся, — он продиктовал номер, я тут же его записал новой ручкой, и сбросил вызов.
— Дядь Гриша, тормозни у почты, — я посмотрел на водителя, — там переговорный пункт с обратной стороны есть.
— Не работает там ничего, — неразборчиво пробурчал он. — Праздник.
— Точняк, — Василий Иваныч оживился. — А, тогда на вокзал! Там автоматы с межгородом стоят!
— Погнали туда! — я кивнул.
К неудовольствию водителя, пришлось делать крюк. Уже через пятнадцать минут я стоял у таксофона, пихая в него новенькую карточку, купленную только что в киоске. Устинов уехал на рынок, и мне это на руку. Смогу сообщить какие-то детали убийств из тех, которые ещё не свершились — профессор-то точно не поймёт этого, он же не в курсе обстоятельств дела, а лишних ушей у меня рядом не будет. Зато это может здорово помочь.
Ответили быстро.
— Очень внимательно, — голос уже звучал пободрее. Он что-то отхлебнул. — Ну, чем вы меня порадуете, молодой человек?
— Ну, если вас радуют серийные убийцы, то может, чем-нибудь и порадую.
— Не в этом плане, — сказал профессор с чуть виноватой интонацией в голосе. — Я изучаю их долго, часто общаюсь с зарубежными коллегами. И каждая кроха информации приближает нас к пониманию всей этой проблемы с таким типом людей… даже сказать, нелюдей… а ещё вернее сказать, что только сейчас мы действительно начали понимать, что знаем о них только какие-то капли, крупицы, а того, чего не знаем — целый океан. Знаете, так называемый уровень осознанной некомпетенции, — он хихикнул, — мы действительно знаем, что в действительности почти ничего не знаем. Но я занимаюсь этой проблемой очень давно, молодой человек. И могу утверждать, что маньяк — это преступник, для которого насилие стало внутренней нормой. Он не убивает ради выгоды, а действует по своим искажённым мотивам: жажда власти, ритуал, потребность. Внешне он может быть обаятельным, умным, социально адаптированным, но внутри — полное отсутствие эмпатии. Жертва для него — вообще не человек, понимаете, а только часть сценария. |