— Вот только накину что-нибудь, и я весь в вашем распоряжении, можем беседовать, сколько пожелаете.
— Прости меня, Бекир Али, — вновь сказал гость, когда они устроились на миндере, возле жаровни, в которую слуга насыпал горячих углей, неведомо где раздобытых.
— О чем вы, для меня беседа с вами — большая честь. Если бы я знал, что вы не спите, я бы сам к вам пришел.
— Я тебе уже говорил, что сплю плохо. Особенно на новом месте… Осеннюю ночь Аллах сотворил долгой. Хотел было написать несколько строк для моего доклада, но рука почему-то не слушалась.
— А что это за доклад, если мне дозволено спросить? — еле слышно выговорил Бекир Али.
— Я тебе разве не сказал? Это и есть цель моей поездки: подготовка донесения, или, как теперь говорят, доклада, о положении дел в Албании.
Взгляд Бекира Али выражал полное недоумение.
— Речь идет… о ее будущем?
Гость кивнул:
— Именно. Как ты догадываешься, дорогой Бекир Али, великому султану в последнее время представили множество докладов, касающихся Албании, но ни один его не удовлетворил.
Бекир Али покачал головой, а про себя подумал: "Понятно, что не удовлетворил, раз тебе пришлось отправиться в дальний путь".
— У вашего доклада, иншалла, будет более счастливая судьба, — вслух сказал он.
— Неизвестно. Мой доклад, или, лучше сказать, рапорт, будет совершенно особенным, а у особенных вещей, дорогой Бекир Али, судьба или невероятно счастливая, или безмерно печальная.
— Не дай бог! — воскликнул хозяин дома.
— Что бы ни случилось, душа у меня спокойна: я верно служу своей стране и исламу, и понравится мой рапорт или не понравится — так тому и быть. Для меня главное, чтобы перед Аллахом я был чист как родник.
Бекир Али хмыкнул про себя: ему было как-то не по себе от того, какое направление приняла их беседа. Сердце немного успокоилось, только когда гость снова заговорил о своем докладе. Речь шла о том времени, когда оттоманская армия и администрация будут вынуждены покинуть Албанию, как им пришлось оставить уже весь полуостров. В этом-то и заключалась суть вопроса: как сделать, чтобы Албания осталась близка нам, после того как отделится?
Бекир Али скривил губы. Он терпеть не мог рассуждать на эту тему. Нельзя, чтобы до этого дошло, думал он. И наоборот, если уж откололась страна от империи, тогда какое ему дело, близка она нам или далека? Это все равно что мужья-нытики, которые после развода с женой только о ней и думают: с кем она спит, вспоминает ли она его или нет, и прочую чепуху. Развелся с женой — выбрось ее из головы. Пошла она к черту. Пошла к черту и Албания, если она отколется.
Но столичный гость, похоже, думал иначе. Как бы прочно ни укоренился османский дух в Албании, объяснял он (попутно упомянув и исламскую веру, которую приняли половина албанцев, и местных пашей, связанных тысячами нитей с султаном, и целый слой образованных людей происламской ориентации, и мощное общество "Дум Бабен", готовое, в случае чего, поднять протурецкое восстание, и еще многое другое), — так вот, как бы глубоко он ни укоренился, для его сохранения этого недостаточно.
Гость почувствовал, что Бекир Али хочет возразить.
— Может быть, тебе все это кажется странным?
— Хм, как сказать… Конечно… Я впервые о таком слышу… о таких сложных вещах. Ты ведь знаешь, я всего лишь местный правитель… Но по правде сказать, вся эта затея с османским духом мне и в самом деле кажется немного странной. Если эта страна отделится от нас, тогда что нам за дело, какой там останется дух, османский или черт его знает какой еще?
Собеседник словно только и ждал этого момента, чтобы разразиться безудержным смехом. |