|
И в очках, которые в отличие от предыдущего издателя, с которым я имела удовольствие познакомиться, однозначно являлись отнюдь не стильным предметом туалета, а лишь прямым следствием неприличного количества прочитанных книг. Саша набросился на рукопись, как голодный, которому, наконец то, дали поесть. Однако через неделю, когда вышел срок, который издатель попросил у меня на чтение рукописи, обещанного звонка не последовало. Зато я получила через третьи руки устную рецензию, которую Иванов дал моей книжке на одном из московских книжных party: «Там от каждой строчки воняет дорогими духами. Сразу видно, что эта Трегубова — подружка jet sеtеr'ов… Это не наш автор, не русский, не народный…» Через несколько дней Саша все таки перезвонили сказал, что хотел бы встретиться и «обсудить вопросы, которые у него возникли к образу автора и лирического героя». Я приготовилась к бою. Поединок идеологий состоялся в идеально соответствующем Иванову антураже: в полуподвальном офисе Ad Marginem на Новокузнецкой: небогатом, прокуренном и заваленном книжками. — Вы вот даже руку для рукопожатия подаете ладонью вниз, Лена! Как для поцелуя… — уже на пороге с классовым сарказмом в голосе попрекнул меня Саша. Вот вы жалуетесь, Лена, в книжке… Вернее, ваша лирическая героиня жалуется, что во время поездок с Путиным по стране ей нигде в русской провинции не удавалось по утрам выпить ее обычного свежевыжатого апельсинового сока… А стакан водки с селедкой вы с утра не хотите!?! Вы что, не видели, как народ живет?!? Да народ, прочитав вашу книжку, начнет ненавидеть всех этих кремлевских журналюг и скажет: к ногтю их всех, зажравшихся буржуев! И правильно скажет! — Ну, Саша, если коммунисты десятилетиями приучали мой народ спиваться, вместо того чтобы работать, то я уж лучше попробую привить ему любовь к свежевыжатому соку по утрам, чем сама перейду на водку, — язвила я в ответ. — А чему научили народ ваши любимые демократы?!? — нагнетал обвинительную речь издатель. — Они пытались насильно привить русскому народу западные идеалы, которые нам чужды от природы. Нам пытаются сказать: ваше будущее через десять лет — это прошлое, через которое Европа и Америка прошли 50 лет назад. Это же унижение для народа! А тем временем олигархи управляют страной вахтенным методом! Они давно все живут на Западе, и их дети тоже, а сюда, в родную страну, они приезжают раз в два месяца, только для того чтобы забрать денежки, которые выкачали из нефтяных скважин! И народу все равно — что Путин, что Ельцин — это все куклы, которые прикрывают воровской компрадорский режим! Вот из вашей книги очевиден вывод, что режим прогнил! Что Кремль прогнил! Класс олигархии прогнил! Надо создать новый параллельный Кремль! В этом спасение! А у вас в книге — где спасение? Вы не указываете людям путь к спасению! — Саш, я вообще не сторонница классовых теорий и убеждена, что «спасение» может быть только индивидуальным, а не массовым… — отбивалась я как могла. Я чувствовала, что Иванов, помимо моей воли, Втягивает меня в какой то тяжкий спор: в последний раз подобные споры о смысле жизни я вела, наверное, лет в 14 15. Вместо того чтобы по деловому сообщить свое решение — согласен он или нет публиковать мою книжку, издатель революционер планомерно выворачивал из меня душу. — На самом деле, Лена, из книжки видно, что ваши идеалы близки к тем людям, которых в советское время называли диссидентами. А они, знаете, как жили? Они жили на чемоданах между метро «Аэропорт» и «Шереметьево 2»! Они только и ждали, пока их выгонят в эмиграцию, в их любимую так называемую западную демократию! — Не смейте говорить о диссидентах! Вы просто не испытали на собственной шкуре, как они, что такое жить, когда к тебе приходят кагэбэшники с обыском ночью и вытаскивают пеленки из под твоего грудного ребенка! Под конец второго часа споров, когда мы оба уже срывались на крик, а у меня на глаза уже наворачивались слезы, потому что я четко поняла, что этот маньяк Робеспьер НИКОГДА не издаст мою книгу, и вообще сквозь табачный дым этого странного, хиппанско большевистского подполья мне уже казалось, что мир рушится, и я готова была бежать оттуда хлопнув дверью, Саша вдруг неожиданно сказал: — Ладно. |
