Внимательно пролистав телефонную книжку, лежащую на тумбочке, Крутов подозвал к себе стажера — высокого прыщеватого парня и шепотом дал ему указание:

— Езжай в отделение милиции и обзвони всех знакомых покойной. Начни с раскрытой страницы!

Не успел стажер покинуть квартиру, как эксперт-криминалист вызвал следователя из комнаты в переднюю:

— Слушай, Кругов, иди сюда: пошептаться надо!

Ильин заметил, как напряглись плечи летчика и голова втянулась а плечи:

«Он сейчас похож на сидящего в клетке зоосада нахохлившегося орла-стервятника».

На лице вернувшегося в комнату Крутова красовалась довольная улыбка, словно он крупно выиграл на единственный лотерейный билет.

— Ну что, «летун», по прежнему настаиваешь, что пришел домой обедать и обнаружил жену в петле? И причину её поступка ты не знаешь? Ну а как вы жили с Ниной? Как кошка с собакой или мирно сосуществовали?

Летчик колебался лишь мгновение:

— Как в любой семье ссорились, конечно. Полгода назад дело чуть до развода не дошло. Но потом утряслось. Мирно жили. И вдруг такое несчастье!

— Это ты молодец, Дмитрий, что не стал скрывать ваши скандалы. Ведь все равно бы узнали. Вот тебе лист бумаги. Запиши собственноручно свои показания.

Ильин с интересом наблюдал, как следователь прокуратуры с безмятежным видом загоняет подозреваемого в хитроумную ловушку. Дождавшись, когда летчик закончит горестное описание сложных поворотов своей семейной жизни, Кругов с деланно равнодушным видом продолжил допрос:

— А теперь ещё раз спрашиваю в присутствии понятых — твоих соседей, в котором часу вы вернулись домой?

— Ровно в тринадцать.

— Это точно?

— Я человек служивый — привык к точности. К тому же настенные часы у нас в доме с боем — не спутаешь.

— Молодец, точность — это вежливость королей. Вот и запиши, милок, своей рукой: прибыл домой на обед в тринадцать часов.

Немного поразмыслив, летчик сделал необходимую запись.

— Вот и ладно, вот и умница, — Кругов вновь похвалил подозреваемого, словно малыша, хорошо кушающего кашу. — Теперь объясни мне толково, что ты целых двадцать минут делал возле трупа повешенной жены. Звонок-то твой в дежурную часть зафиксирован в тринадцать часов 20 минут. Уж не в обмороке ли ты валялся?

— Да я был в шоке. Не знал, что делать. Посидел, две сигареты выкурил. Но горю не поможешь. Вот и решился наконец в милицию позвонить. Я мало что понимал в тот момент.

— Ты, похоже, и сейчас ещё плоховато соображаешь. Ну ладно, запиши, что минут двадцать от волнения и душевного расстройства прийти в себя не мог. Потому и с опозданием в милицию обратился.

В комнате наступила тишина. Понятые с интересом наблюдали, как летчик, обдумывая каждое слово, записывал объяснения.

Ильин, коротая время, рассматривал семейную фотографию на стене: «До чего же мало напоминает лежащая на полу покойница эту улыбающуюся красивую женщину, с восхищением взирающую на своего избранника. Вот и разберись, на каком этапе происходит превращение горячей привязанности в отчуждение и ненависть».