Коля слушал очень внимательно. Несколько раз он меня переспрашивал. Когда я закончил, он долго молчал. Я спросил его:

— Вы мне верите?

Он посмотрел на меня своими детскими глазами.

— Такую чепуху не придумаешь. Вы мне посланы Провидением!

Коля отчаянно махнул рукой и разлил по стаканам водку.

— За это стоит выпить!

— За что? — не понял я.

Вместо ответа Коля спросил у меня с надеждой:

— Эти «Философические таблицы» у вас с собой?

— Они остались дома на столе… Если их не забрал генерал…

Коля посмотрел на меня укоризненно, будто я был в чем-то виноват, и пересел к тумбочке под лампу. Он достал из ящика школьную тетрадку и синюю ручку.

— Как вы говорите? 78 с половиной лет? А с какой половиной-то? Не помните? — он опять посмотрел на меня укоризненно.— Нужно точно знать количество дней и часов!… Хотя это можно самому высчитать…

Он согнулся над тумбочкой и стал, почему-то на задней обложке тетрадки, писать какие-то цифры. Обо мне он забыл, как о ставшей ненужной книжке. Он не обратил даже внимания, когда охранник открыл дверь и пропустил к нам в карцер испуганную официантку с подносом. Охранник, кивнув на Колю, шепнул мне:

— Чистосердечное признание пишет?

— Ага, — ответил я.

— Ну-ну, — подмигнул мне охранник и вывел из камеры совсем одуревшую от страха и темноты официантку.

— Коля, — позвал я, — обед принесли.

— Угу, — сказал Коля и встал.

Прежде чем сесть за стол, он походил по камере из угла в угол:

— На двенадцать знаков Зодиака не раскладывается… Древние евреи рассчитывали свои таблицы на десять знаков… 33 на 10 — триста тридцать градусов… А где же еще тридцать?

Это он спросил у меня из темного угла. Я только руками развел. Коля сердито сел за стол, взял в руки бутылку и сказал строго:

— У Пушкина какая-то своя, совершенно особая система. Без «Философических таблиц» мне не обойтись.

Я молча с ним согласился, надеясь, что он прекратит на этом свои расчеты. Коля плеснул по стаканам водку и сказал:

— Слава, эти таблицы сегодня же должны быть у меня!

— А как это сделать? — спросил я наивно.

— Это ваши проблемы, — пожал плечами Коля и с аппетитом набросился на щи.

— Коля, — сказал я ему, — вы меня за Бога принимаете? Вы ошибаетесь, Коля.

Коля бросил ложку и долго смотрел на меня с детским удивлением. А потом засмеялся.

— Я не это имел в виду. Я думал — вдруг их действительно захватил с собой генерал. И вы возьмете бумаги у него…

— А если он их не захватил? — спросил я осторожно.

— Тогда вы их возьмете у себя со стола.

— Как?!

Коля посмотрел на меня ободряюще.

— Это второй вопрос. Что-нибудь придумаем.

Дальше мы ели молча. И не пили больше. Коля завинтил пробку, сказав:

— Больше нельзя. Правоверные мусульмане считают, что пьяный человек теряет связь с Богом. Бог — это энергоинформационное поле, и мне нельзя с ним терять связь. Особенно сейчас.

Допив клюквенный кисель, Коля вытер губы.

— Спасибо за компанию, Слава. Идите в свою камеру, а я подумаю, как вам помочь.

— В чем помочь? — не понял я.

Коля мне объяснил:

— Как вам взять с вашего стола мои бумаги.

Старинные масонские бумаги, которые высчитал я, он уже считал своими!

Я рассердился.

— Слушайте, Коля, я не уйду отсюда, пока вы мне не объясните.

Коля удивленно посмотрел на меня.

— Что я вам должен объяснять?

— Все!

Коля задумался.