Потом Константин достал свою записную книжку и что-то показал в ней Мише. Миша кивнул и закрыл глаза. Константин помрачнел.

— Но Толю не он убил, — сказал вдруг Миша.

— А кто же? — насторожился Константин. — Мы с советником что ли?

Миша начал сбивчиво объяснять:

— Какой ему интерес убивать? Он же кроме гарнитура хотел еще зеркало вывезти…

— Какое зеркало? — удивился Константин. — В гарнитуре есть зеркало.

— Я знаю? Старинное зеркало какое-то… Толя плотникам ящик специально особый заказал для этого зеркала. Чтоб все увезти одним контейнером. Вместе с гарнитуром… — Миша вздохнул. — Я так думаю, Костик, вся эта жуткая история ради этого зеркала затея— на, — Миша наклонился к самому уху Константина. — Гарнитур нужен только для того, чтобы вместе с ним это зеркало вывезти одним контейнером. Под видом мебели.

— Не может быть?! — не поверил Константин.

Миша зло посмотрел на меня.

— Может, Костик, может.

Константин задумался.

Миша схватил бутылку, налил себе и Константину, наклонил бутылку в мою сторону, но, увидев мою полную рюмку, ожег меня ненавидящим взглядом.

— Костик, — сказал он, поднимая рюмку. — Умоляю тебя, никому не говори, что я тебе сказал… Я тебя умоляю…

Константин чокнулся с ним.

— Ты ничего не сказал, Миша. Мой советник — свидетель. Я сам догадался, — он посмотрел на меня. — Ты же видел, Ивасик, что я сам догадался?

Они выпили, а я не тронул свою рюмку. Мне было не до этого, Миша, успокоившись, опять начал говорить про Россию — родину плейбоев. Говорил, что самый крутой в России плейбой был Лёник Брежнев. Он всю Америку на уши поставил, когда был там с визитом. Янки до сих пор помнят, как пьяный Лёник их президента Никсона на машине катал. Гнал под двести миль в час по техасской автостраде, напевая под нос: «Малая земля, кровавая земля…» Никсон решил, что это Лёник так про Америку. Наши подлодки на фунте вокруг всей Америки лежали: одно нажатие кнопки — и Штаты — «малая земля, кровавая земля»…

— Да, — сокрушался Миша, — теперь не то. Теперь они нас не боятся. Самое страшное, что может теперь наш пьяный президент, — обоссать их аэродром имени Джона Кеннеди. И абзац! Надо признать, мужики, что холодную войну мы им проорали с треском!

Константин посмотрел на часы:

— Ну, будь здоров, Михал Натаныч, спасибо за угощение. Нам пора. Привет жене. Береги птичек.

Константин поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в карман. Миша сказал печально:

— Извини, Костик… Помнишь Вологду? Какое время было! А? Кто знал, что все так по-блядски обернется?

— Константин толкнул меня коленом и встал.

— Слушай, Миша, можно я твою бутылочку захвачу? Приятный напиток, — он подмигнул мне. — Мой советник почти не пил. Хочу его побаловать. Он сегодня заслужил выпивку.

— Да Бог ты мой! — засуетился Миша. — Хочешь, дам тебе закупоренную? Целочку! Хочешь?

— Сойдет,— сказал Константин и прихватил со стола бутылку.

Миша проводил нас до калитки, успокоил пса и сказал Константину, прощаясь:

— Костик, только не говори никому, что я тебе сказал. Умоляю! У меня же птички.

— Ты ничего не сказал. Я сам догадался. Советник — свидетель, — сказал Константин. — И ты ничего не говори генералу. Что мы заехали к тебе — не говори!

— Как я могу! — прижал к груди пухлые руки Миша.