Изменить размер шрифта - +
Но лучше я у него спрошу.

Велькер отмахнулся:

— Ради бога! Не нужны мне его грязные деньги! Если я их найду, отдам на благотворительность. Если они для меня пропали, значит, пропали, пусть забирает хоть завтра.

Самарин поразился:

— Велькер так сказал? Этот скупердяй из скупердяев?

— Он так сказал.

Самарин закрыл глаза.

— Вам нужно еще подумать? Я вернусь позже.

Филипп жаждал куда-нибудь сходить всей компанией — поесть, выпить, отметить.

— Мы пошли, так что присоединяйся скорей! Нэгельсбахи тоже идут. Когда Самарин примет наши условия, все равно пройдет несколько часов, прежде чем здесь окажутся дети. Караулить его не нужно. Он никуда не денется, а заартачится — ночная сестра сделает ему укол.

— Ладно уж, идите. А я останусь. Может быть, посплю часок-другой.

В сестринскую, где я остался, из коридора доносился их удаляющийся смех. Потом двери лифта, проглотив смех, захлопнулись, и стало тихо, только что-то журчало в батарее. Место и время обмена мы собирались сообщить Самарину как можно позже — так чтобы его люди успели только выполнить его указания. Сейчас он должен был передать им, чтобы они выехали с детьми в Мангейм. Я снова пошел к нему.

— Мне нужно… мне нужно в туалет.

— Я не могу вас отвязать.

Даже в смирительной рубашке, пристегнутый к кровати, он, крепкий и сильный, казался весьма опасным. Я отправился на поиски и нашел в сестринской утку. Когда я расстегнул ему брюки, спустил трусы, вытащил его член и, как сумел, заправил его в отверстие, Самарин отвернулся к стене.

— Давайте, — сказал я.

Когда я вернул брюки на место, он взглянул мне в глаза:

— Спасибо.

Через какое-то время он спросил:

— И кого же я, по-вашему, убил?

— Не притворяйтесь! Сначала жену Велькера, а потом… доказательств у меня нет. Но я уверен, что кто-то до смерти напугал Шулера. Сами вы это сделали или ваши мафиози — какая разница?

— Я знал Штефани с детства. Шулер учил меня читать, писать и считать, учил краеведению. От него я узнал про Кельтский вал на Святой горе, римский мост через Неккар, про сожженную Мелаком церковь Святого Креста.

— Это не исключает убийств.

Прошло еще какое-то время, прежде чем он спросил:

— И какое же я, по-вашему, имею отношение к мафии?

— Перестаньте, не надо заговаривать мне зубы! Не секрет, что вы отмываете деньги для русской мафии.

— И это превращает меня и моих людей в мафиози? — Он презрительно фыркнул. — Вы действительно ничего в этом не смыслите. Неужели вы считаете, что Велькер до сих пор был бы жив, будь мы русской мафией? Или вы сами? Или эти клоуны, которые меня схватили? В детстве Веллеры и Велькеры считали меня недочеловеком, и снова становиться им я не собираюсь. Да, я отмываю деньги. Да, мне все равно, для кого я их отмываю, — как и любому банкиру. Да, мои люди — русские, и они профессионалы. А я, — он еще раз выразительно фыркнул, — я сам по себе.

Он закрыл глаза. Когда я уже решил, что больше он ничего не скажет, он произнес:

— Нет, не нравились мне эти семейки, ни Веллеры, ни Велькеры. У деда Бертрама и матери Штефани было сердце. Но отец Бертрама… и сам Бертрам… жаль, что я их не прикончил.

— Разве не отец Бертрама вас вырастил?

Он засмеялся:

— В Сибири было бы лучше!

— Что с детьми Велькера?

— А что им сделается! Никто их пальцем не тронул. Они думают, что мои люди — их личные охранники, хвастаются ими, а девчонка еще и флиртует с ребятами.

— Вы позвоните своим людям? Чтобы ехали сюда вместе с детьми?

Он медленно кивнул.

Быстрый переход