То есть она, конечно, малость перебрала, но сейчас уже приходит в себя... Она рыдала в голос, тряслась. Но...
— Керри, — решительно оборвала подружку Джейни. — Сосредоточься. Расскажи, что случилось с мамой и где ее найти.
Керри вздыхает. Вид у нее очень усталый.
— Все с ней в порядке. Она просто напилась.
Дверь палаты приоткрывается, выходит медсестра. Джейни нервно пытается заглянуть внутрь.
— Ладно, что ты заладила: напилась да напилась? — тихо говорит она. — Она все время пьет, каждый день. Может, завяжем с этой темой? Почему она в палате интенсивной терапии, блин, если с ней все в порядке, как ты говоришь?
— О господи, — бормочет Керри и трясет головой. — Не знаю даже, с чего начать.
Кейбел увлекает обеих девушек к креслам, садится рядом с ними.
— Керри, с кем она там? — негромко спрашивает он.
Джейни кивает и повторяет за ним тот же вопрос.
Хотя уже знает ответ.
Существует только один возможный «он». Никакого другого нет и в помине. Никого, чье появление могло бы вызвать у матери Джейни такую реакцию. Потому что все эти годы снится ей только один человек.
Керри поднимает потухшие глаза на Джейни.
— Думаю, это твой отец, Дженерс. И вот он, похоже, по-настоящему болен.
— Мой отец?
Джейни смотрит на Керри.
— Они думают, что он не выкарабкается...
* * *
22.06
Джейни откидывается на спинку кресла. Она совершенно растеряна. И решительно не представляет, как следует отнестись к такой новости. Ни одной долбаной мысли.
Кейбел поднимает руку, прерывая разговор, и некоторое время все трое сидят молча. Джейни смотрит перед собой невидящим взглядом, Керри терзает жвачку, Кейбел с закрытыми глазами медленно покачивает головой.
— Так, — произносит он наконец. — Давай-ка все с самого начала.
Керри кивает. Собирается с мыслями.
— Ну вот, дело, значит, было днем, часа в три. Сижу я дома и вдруг слышу — снаружи кто-то вопит. Я сначала ноль внимания: у нас ведь вечно в округе кто-нибудь орет. Ну вот, складываю я белье для прачечной, выглядываю в окно и вижу матушку Джейни, что уже чудно, потому как в норме она носу из дому почти не кажет, разве что прогуляется до автобусной остановки или до заправки за бухлом. А тут вдруг шатается по двору, да еще в ночной рубашке...
Джейни краснеет и закрывает лицо руками.
— Господи, — бормочет она.
— ...и кричит всю дорогу: «Джейни! Джейни!» Потом она споткнулась, и тут я испугалась, а вдруг ей плохо, и выбежала из дома. А Доротея плачет и твердит: «Телефон! Мне надо в больницу» — раз двадцать повторила. Я давай тебе звонить, ты не отвечаешь, я и сообщения оставляла, но в конце концов просто отвезла ее сюда, потому что не знала, что еще можно сделать. Ну вот, прикатили мы сюда, битый час сидели в приемной, пока ждали, пока с регистратором объяснялись, пока то да се, а за это время она слегка успокоилась и объяснила, что ей вовсе не плохо, она просто поговорила по телефону и теперь хочет увидеть Генри.
Джейни вскидывает глаза.
— Генри?
— Ага, Генри Фингольда. Так зовут этого парня.
— Генри Фингольд, — повторяет за ней Джейни.
Это имя ни о чем ей не говорит. И ничего не значит. Совсем не так, по ее представлениям, должно звучать имя ее отца.
— Откуда я знаю, он это или нет? Доротея, — Джейни произносит имя матери по слогам, — не удосужилась сообщить, как зовут моего отца. Она вообще о нем не заикалась.
Керри уныло кивает. Ей это известно.
И тут Джейни приходит на ум кое-что еще. Она моргает, прогоняя слезы.
— Раз его доставили сюда, значит, он живет где-то неподалеку. |