|
Он не мог вспомнить только одного — кто он такой. То есть он наблюдал себя как бы со стороны: какой-то человек с автоматом выскакивает из окопа по сигналу атаки, поскользнувшись, бежит по изрытой воронками земле, видит ослепительно яркую вспышку, расколовшую подернутое рассветной дымкой утро, падает лицом в грязь… И опять: выскакивает, бежит, падает, выскакивает, бежит, падает… Что было потом и что было до этого, он не знал. Как будто он родился в том окопе и умер там же, в двух шагах от него, скошенный градом осколков.
Человек в белом халате с симпатичным усталым лицом склонился над ним. У него внимательный добрый взгляд. Он что-то говорит: губы его шевелятся. — Вы меня слышите? Потребовалось какое-то время, чтобы до него дошло значение этих слов. Он слышит. Но как дать понять это врачу? — Если вы меня слышите, моргните. Его веки опустились и вновь поднялись. — Хорошо, хорошо, просто замечательно. Вас зовут Хасим? Если вас зовут Хасим, моргните. Его зовут Хасим? Его зовут Хасим. Веки опустились и поднялись. — Вы долго были без сознания, но теперь вы поправляетесь. Поняли? Вы поправляетесь, Хасим. Он понял. — Вот видите, мадам Лена, вы все-таки ошиблись, — проговорил доктор кому-то стоящему рядом. — Это совершенно другой человек. Кто эта девушка с печальными глазами? Кажется, он видел ее прежде. Или не он, а тот другой, за которым он наблюдает со стороны? Все перепуталось. Или тот и он — один и тот же человек? — Налицо положительная динамика, — продолжал доктор. — Редчайший случай, чтобы после такого ранения… Пошевелите правой рукой, Хасим. Теперь левой. Отлично. Думаю, скоро будем снимать бинты с лица, посмотрим, как заживает рана. Если все в порядке, то потом и швы. Он перешел к следующей койке. Лена некоторое время молча смотрела на раненого, борясь с нахлынувшими на нее противоречивыми чувствами. Теперь, когда это изувеченное человеческое существо отреагировало на совершенно другое имя, стоило ли сомневаться дальше и продолжать терзать себя? Наверное, нет. Или все же… Она поймала внимательный взгляд доктора Бахтияра, наблюдавшего за ней из дальнего угла палаты, и, наклонившись, начала поправлять солдату подушку. Доктор отвернулся и перешел к следующему раненому. Она уже хотела отойти прочь, как вдруг, в последний раз взглянув на Хасима, увидела, что он, не отрываясь, смотрит на нее. Это были глаза человека, мучительно силящегося вспомнить. Именно этот напряженный взгляд решил все в пользу того, что она сделала в следующий момент. Она вновь наклонилась над тем, кого называли Хасимом, и тихо прошептала по-русски в забинтованное лицо: — Ахмед, ты помнишь меня? Я — твоя Лена. Никакой реакции. Это не он. Все. Она выпрямилась. В следующий миг тело под простыней напряглось и дрогнуло. Из глаз солдата на посеревший бинт выкатились две большие прозрачные слезы.
Январь — март 1982 года. Багдад
Его память напоминала страницу текста, обильно залитую тушью или чернилами, где можно прочитать несколько связных строчек или словосочетаний, но общий смысл восстановить исключительно трудно. «Частичная амнезия» — так назвал это явление доктор Бахтияр и добавил, что это частое следствие тяжелого ранения в голову. На ее вопрос, вернется ли к нему память полностью, он уклончиво ответил: — Все в руках всемогущего Аллаха. Надейтесь, мадам Лена. Пока ему нельзя было разговаривать, говорила она. Она рассказала ему о том, как они познакомились, как полюбили друг друга, как он встречал ее в багдадском аэропорту холодным январским утром, она рассказывала об их волшебном четырехдневном «медовом месяце», когда им казалось, что такой же медовой будет вся их жизнь. |
