Рандэлл повернул голову и спросил с ледяной вежливостью:

– Сколько утренних доставок почты в этом районе? Старушка Мориссон попыталась не показать виду, что испугалась.

– Одна, – резко сказала она. – Одна утренняя и одна после обеда.

Ее глаза бегали по сторонам. Кроличий подбородок дрожал. Ее пальцы теребили оборку сине‑белого фартука.

– Утренняя доставка была только что, – сказал Рандэлл. – Заказные письма приносит постоянный почтальон?

– Ей их приносили во время специальной доставки, – проскрипела старушка.

– О‑о. Но в субботу она выскочила из дому и разговаривала с почтальоном, когда он не зашел к ней. И вы ничего не говорили о специальной доставке.

Было приятно смотреть, как Рандэлл работает со старушкой, но, слава Богу, слава Богу, что это не со мной.

* * *

Ее рот открылся, и зубы заблестели тем блеском, который бывает у зубов после ночного пребывания в стакане с жидкостью. Затем она издала квакающий звук, сдернула с себя фартук и выбежала из комнаты.

Рандэлл посмотрел на дверь, через которую выбежала миссис Мориссон. Он устало улыбался.

– Старая история, – пожал он плечами, – Такая наша работа. Начала она с тех фактов, которые она знала. Но эта информация ей показалась недостаточно полной и недостаточно захватывающей. Поэтому она немного Добавила от себя.

Он повернулся, и мы вошли в коридор. Слабый звук рыдания донесся из‑за тонкой стены. Для кого‑то это выглядело бы символом победы, но для меня это было просто рыданием старушки, в котором нет ничего приятного. Мы тихо вышли из дома, закрыли входную дверь и постарались, чтобы не стукнула экранная дверь. Рандэлл надел шляпу, пожал плечами, разведя руками. Все еще слышался звук плача. Спина почтальона маячила через два дома.

– Такая наша работа, – вздохнув, сказал Рандэлл. Мы подошли к дому Флориан. Белье так и болталось на проволоке, желтое и негнущееся. Мы поднялись по лестнице и позвонили. Никакого ответа. Мы постучали. Никакого ответа.

– В последний раз было незаперто, – сказал я. Рандэлл попробовал открыть дверь, заслонив свои движения телом, чтобы не увидела старушка. Дверь на этот раз была закрыта. Мы спустились с крыльца, обошли дом и остановились с другой стороны, где любопытная старушка нас не могла увидеть. Экранная дверь заднего входа была на крючке. Рандэлл постучал, у Никакого ответа. Он спустился назад по двум изношенным ступенькам, давно забывшим, что такое краска, прошел по заросшей дорожке и открыл скрипучую дверь в деревянный гараж. В нем было полно всякой всячины. Замызганные старомодные бельевые ящики, которые не пригодились бы на дрова, заржавевший садовый инвентарь, куча старых жестянок. В каждом верхнем углу ворот сидело по жирному пауку в соответствующих неопрятных сетях. Рандэлл поднял щепку и с отсутствующим взглядом убил их. Он снова запер гараж, вернулся к задней двери и снова постучал. Никто не ответил. Подождал. Позвонил. Результат тот же.

* * *

Рандэлл медленно приблизился ко мне и, скосив глаза через плечо на улицу, предложил;

– Заднюю дверь легче открыть. Эта старая курица ничего не увидит. Она слишком много выдумывает.

Он поднялся по ступенькам, просунул лезвие ножа в щель экранной двери и поднял крючок. Мы вошли в тамбур перед основной дверью из струганных досок. Рой мух поднялся из грязных проржавевших жестянок.

– Господи, ну и жизнь! – брезгливо прошипел Рандэлл. Замок легко поддался пятицентовой отмычке. Но дверь была на засове.

– Это меня удивляет, – сказал я. – Думаю, она ушла.