До вечера шла работа. А светлой ночью стали смотреть, что в них.
— Какова добыча! — цокали языками матросы.
Федор не мог поверить своим глазам: сколько дорогих тканей привалило ему!
Но как же таможня, к которой они не так уж не скоро приблизятся? Он законопослушный купец и таким собирался остаться.
Федор сел у себя в каюте и составил бумагу, под которой подписались все матросы. Кто грамотный — именем, кто нет — отпечаток пальца поставил. Так, мол, и так, напали пираты. А этот груз, взятый у бандитов на море в схватке, — в казну отечества.
— Все одно наградят, — не отступал Алешка Прыткий. — Как капитана Никитина.
— Приплывем — увидим, — рассудительно сказал Федор.
Но очертания родного берега вдали еще не угадывались… Рано. О доме можно было только мечтать.
Федор не отказывал себе в такой радости. Он думал о Марии. Чем занимается? Наверняка сидит в глубоком кресле и плетет кружева. А Лиза играет на клавикордах.
Или нет — они сейчас пьют чай со смородиновым вареньем.
Он почувствовал, как рот наполнился слюной. За морским боем он совсем забыл про ужин.
— Эй, Алешка! Что нам Бог послал на ужин?
— Ох, Федор Степаныч! Чего он только не послал! А крендели-то, крендели какие! То-то они сами такие кренделя на море выписывали перед нашим носом, — хохотал Алешка Прыткий. — Есть на чем учиться.
— Так давай-ка и мы поучимся, — заявил Федор. — Мы что, рыжие, что ли?
Интересно, подумал он, а сынок родится рыжий, как мать, или такой же белесый, как он?
Ну ладно, ладно, скоро сам увидит. Уж скоро срок родить Марии.
25
— Мария, — сказала Лиза, и по ее голосу Мария поняла — пора.
Она принесла чистые полотенца, тазик, кувшины, полные кипяченой воды.
Книга доктора лежала раскрытая на нужной картинке уже несколько дней подряд.
А потом все было как в тумане. Для обеих.
Но туман быстро рассеялся, как и предполагала Лиза. С первым криком младенца в дом вбежала Севастьяна, впереди нее летела Гуань-цзы.
— Вот если бы не она, я бы пропустила! — говорила взволнованная Севастьяна. — Мальчик! — воскликнула она. Глаза ее блестели. — Подумать только! Какая радость Федору Степановичу.
Гуань села поодаль, и вдруг все замерли. Гуань поднесла лапу к мордочке и стала тереть ею, да так усердно, что едва не выдергивала волоски.
— Ну вот, гостей намывает, — тихо сказала Севастьяна.
— Да нет, — прошептала роженица. — Уже не гостей. Хозяина.
— Ну, как дела? — повернулась к ней Севастьяна.
— Я охнуть не успела, — призналась та.
— Что ж, плод созрел и выпал, — засмеялась Севастьяна. — Мои поздравления. Если понадоблюсь, призовите.
— Гуань распорядится, — засмеялась Мария. И оглянулась.
Кошки уже не было на том месте, где она сидела.
Она исполнила свое дело и удалилась.
Федор проснулся, когда на горизонте показался Архангельск. Он протер глаза, сердце забилось — Господи, уже рядом с домом.
Матросы стояли на палубе, как будто вовсе не спали. Он и сам думал, что не заснет, но усталость, а потом расслабленность при мысли, что близится конец пути, сморили его.
Все молчали.
Причалили умело. Таможенники работали быстро. Они прочитали бумагу, составленную в море на дополнительные товары, похвалили за сообразительность.
— Добром прибывает Россия. |