Изменить размер шрифта - +
Если не знать, в чем дело, то можно подумать, будто птицы беспричинно носятся друг за другом.

— Не-ет, — объяснял он Марии, которая так и подумала, — это они своих птенцов учат летать. Ишь, гоняют, как Сидорову козу, иначе как они сумеют долететь до теплых краев на зиму? — Как же волновалось его сердце, когда он наблюдал за птицами. — Вот и мы с тобой будем так же учить своих детей.

— Чтобы они… улетели от нас? — тихо спросила Мария.

— А как же! Тебя выучили — ты во-он куда забралась. — Он покачал головой, словно до сих пор не веря в реальность произошедшего. Господи, Мария, которая выросла в семье ученого отца, в Москве, вышла замуж за него, за простого, хоть и богатого, купца, приехала с ним, можно сказать, в глухой лес!

— Да… — кивнула она, не отрываясь от неба и ласточек. — Если бы меня не выучили тому, чему выучили, я бы сейчас была глупая, самодовольная, капризная барышня.

— Нет, Мария, неправда. У твоих ног валялись бы поклонники. Ты разъезжала бы по балам в золоченых каретах с вензелями. Из-за тебя бы стрелялись на дуэлях. — Он слушал ее тихий смех в ответ на его речи. — Ты бы вышла замуж за того, кто тебе ровня…

— Ты мне ровня, — перебила она его и приподнялась на локте.

— Но город до сих пор гудит, — заметил Федор и провел травинкой по ее бледной щеке.

— Правда? А мне не слышно. Мне так хорошо в твоем доме! Он большой, и забор могучий.

— Про это тоже говорят. Не так, мол, живет, Мария, как положено купеческой жене.

— Купчихе, стало быть, — засмеялась она и обняла Федора за шею.

— Не так наряжаешься, не так говоришь.

— Правда? Подаришь мне яркую шаль? Чтобы я не ходила с непокрытой головой.

— Не подарю. Я люблю смотреть на твои рыжие волосы.

— Иногда я прикрываю их шляпкой, — заметила она. — Ты привозишь мне такие шляпки, что не хочешь — наденешь.

Федор довольно улыбнулся. Конечно, из-за морей, из разных городов и стран он привозит жене все самое лучшее. Только то, что достойно ее яркой красоты.

— Ты романы читаешь не по-русски, ворчат купчихи.

— И не по-русски тоже, — согласилась Мария. — Что ж, если тетушка научила нас с Лизой немецкому и французскому, как родным, так почему бы не читать?

— Им не объяснишь, — махнул рукой Федор. Тонкая травинка, которой он играл, надломилась. Он взглянул на нее и отбросил.

— А ты пытался? — с любопытством спросила Мария, проводя головкой свежескошенной ромашки на длинном стебле по его щеке, потом осторожно — по шраму.

— А зачем? Они сами себе все объяснили.

— Вот как? Так что говорят в купеческом городе Лальске о жене Федора Финогенова?

— Что ты такая, потому что Господь хотел сотворить одно дитя, а потом передумал и разделил надвое. Получились ты и Лиза. Одинаковые.

Мария засмеялась, вспоминая оторопелые взгляды горожан, которыми провожали их с Лизой, когда они шли по главной городской улице, одинаково одетые и причесанные.

— То ли шутка, говорят они, то ли тайный умысел, — продолжал Федор. — Скорее всего умысел, ведь ваша матушка умерла родами.

— Вот так и говорят? — Брови Марии взлетели. — Мы им так интересны?

— Ей-богу, — побожился Федор.

— А ты как думаешь? — В зеленых глазах Марии зажглось любопытство.

— А я думаю, когда Господь создал одну красавицу, она ему так понравилась, что он решил на радость людям разделить ее надвое.

Быстрый переход