Мартов схватил Любочку и с силой прижал к себе. Он покрывал поцелуями её лицо, шею, волосы.

Но Любка стояла, как изваяние, и солёные слёзы ручьями текли по её щекам.

- Люба, да что с тобой? Любочка моя...

- Жора, прости, я не могу... Ты забыл про моего ребёнка... Вернее, про нашего с Дортезиным ребёнка... Я - его мать! Что делать? Жорка?! Что мне делать? У меня будет ребёнок от убийцы! Но я ничего уже не могу изменить! Я хочу быть с тобой! Но это, наверное, невозможно! Слышишь! Как мы будем жить с этим! Зачем ты начал всё это сейчас? Жорка! Зачем?

Плечи Любочки тряслись, содрогаясь от рыданий. Она закрывала себе рот руками, а её огромные глаза с ужасом смотрели на Мартова.

Жорка пришёл в себя, на него словно ушат ледяной воды вылили. Он шатался, словно пьяный, и тупо смотрел куда-то поверх Любкиной головы.

- Люба! Перестань! Я постараюсь любить твоего ребёнка... - он произнёс это с таким усилием, что было понятно - никогда на самом деле сделать этого не сможет.

И Любочка тоже прекрасно это понимала.

Вот и всё!

Иллюзия призрачного счастья разлетелась вдребезги...

Словно из старых видений в голове Кандальниковой прозвучал приговор: "Ведьмы не бывают счастливыми в любви! Никогда!"...

- Любочка! Это - неправильно! Давай думать! Подожди, не руби с плеча... Выход должен быть! - шептал Жорка, стараясь зацепиться за любую возможность, лишь бы не дать своей единственно желанной женщине - которую он только что обрёл после долгих лет разлуки - поставить точку в их мучительной и такой длинной истории любви.

Жорка чувствовал, что сейчас - вот именно сейчас! - она наберёт в грудь воздуха и скажет такое, после чего у него совсем не останется надежды...

- Стоп! - он поднял руки вверх. - Молчи! Ничего не говори! Давай посмотрим "Книгу"! Прямо здесь и прямо сейчас! Ты же сама говорила, что там... Ну... Типа инструкции для тебя... Люба, может там есть подсказка, как нам быть? Давай посмотрим "Книгу"!

- Хорошо! - Любочка бережно вытащила из пакета старинную рукопись и, положив её на стол, начала медленно перелистовать страницы.

На ум вдруг пришло странное воспоминание... Нет, скорее картинка... И даже вроде совсем не из её жизни, но знакомая и яркая...

Слюдяное окошко в старинной избе... Оно было разрисовано фигурками и какими-то непонятными знаками: треугольниками, уголками, палочками с кружочками и крестиками. Ей даже на миг почудилось, что её руки стали малюсенькими, словно у ребёнка. Она в страхе увидела грязные обгрызенные ноготки...

Пришлось даже головой помотать, чтобы виденье исчезло.

Исчезло!

Но текст, написанный на неизвестном языке, от этого понятней не стал.

Кандальникова перелистывала страницу за страницей, её уже начинала колотить нервная дрожь, но понять даже одно слово из всего написанного она была не в состоянии.

Мартов понял что с ней твориться и посоветовал:

- Успокойся, не торопись! Листай дальше...

Пронзительные завывания сирен, донёсшиеся с улицы, заставили их замолчать.

Люба тотчас же выглянула в окно и увидела, как несколько полицейских машин затормозили перед входом в отель. Было слышно, как навстречу охранникам правопорядка выбежал портье. Говорили по-венгерски, но фамилия Мартов, несколько раз прозвучавшая в диалоге, не предвещала ничего хорошего.

- Это за нами!

Не теряя ни минуты, Жорка схватил пустой рюкзак и, засунув в него "Книгу", Гунин ножик, ключи от машины, Любкин паспорт, телефон, пулей выскочил из номера.