- Ну уж и гнуть! - возмутился первый. - Чай, не в поле горбатиться. Будет, поди, художнику этому краски разводить, да кисти промывать... Зато в тепле и с калачами... Бежим лучше, венчание поглядим! Говорят, что у Горы-кандальника с Любкой-ведьмой гульба на широку ногу будет...

- Чегой-то она ведьма? Она - знахарка! Всех лечит! Даже дочку помещика Листова от хромоты избавила!

- А я говорю - ведьма! Маманя говорила, что она всё, что наперёд случится, рассказать может... А ещё она буквы знает и записывает их в книжицу чёрную да толстенную. Пишет себе там и пишет...

Мальчишки добежали до храма и, перекрестившись на паперти, потихоньку вошли вовнутрь...

- Боже святой, создавший из праха человека, и из ребра его образовавший жену, и сочетавший с ним помощника, соответственного ему, ибо так угодно было Твоему Величеству, чтобы не одному быть человеку на земле. Сам и ныне, Владыка, ниспошли руку Твою от святого жилища Твоего и сочетай этого раба Твоего Георгия и эту рабу Твою Любовию, ибо по воле Твоей сочетается с мужем жена. Соедини их в единомыслии, венчай их в плоть единую, даруй им плод чрева, утешение прекрасными детьми... - нараспев бормотал старенький священник, осеняя крестным знаменем стоящую перед ним пару.

Любочка, словно очнувшись от глубоко сна, никак не могла взять в толк, что с ней происходит. Она была одета в белоснежную льняную рубаху, расшитую замысловатыми узорами, поверх которой на ней красовался длинный в сборках сарафан из плотной ткани. Спереди сарафана была нашита широкая узорная полоса, сплошь расшитая тесьмой, серебристым кружевом и пуговицами.

Она незаметно отвела глаза в сторону.

О, боже!..

Рядом с ней в старинной, нарядной шёлковой рубахе стоял Жорка Мартов, бережно держа в руке тоненькую восковую свечу. И шевелил губами, будто повторяя за священником слова молитвы.

- Вы, бабоньки, не слыхали чего? - раздался за спиной приглушённый мужской шепоток. Люба напряглась, но обернуться не осмелилась. - Пошто жених ентот Кандальниковым зовётся? Из каторжан, что ли?

- Да тьфу на тебя, Тимоха, не болтай ерунды! Георгия-плотника барин с под Рязани привёз, там где озеро Кандаль. У их вся деревня кандальниками прозывается.

- А я думал, что острожник...

- Чегой-то ты там думал? - шикнул бабий голос. - Какой-такой острожник? У острожников клеймо на руке чуть пониже локтя, буковки "СК" - ссыльнокаторжный значит, с сорок пятого года всех злодеев так клеймят. Вон, до цыган сходи, там у одного имеется отметина. А Георгий цельными днями рукава засучит да топориком стучит. И на ручищах его окромя мозолей ничё и нету... Свезло Любаше - дельный парень.

- А слыхали, что сынок помещика Солнцева невесте в подарок преподнёс? - не унимался сельский сплетник. - Дык это... Картинку намалевал и назвал мудрёно - "Аполион и евойные музы", там мужик в рубахе исподней и девять тощих девок в лоскуты завёрнутых. Лучше бы лебедей нарисовал или цветы какие...

- Цыть, Тимошка, это всяко лучше того страшного малевания, которое Селевёрст сжёг на прошлую Масленицу. Там-то, говаривают, Семён-художник много дивных маленьких людишек нарисовал. Были среди них блаженные в одежде невиданной, а многие - ещё и красной верёвкой повязаны.

- Можа, брешут? - понизил голос Тимофей

Но слушать дальше Любке уже и не хотелось...

Она была счастлива!

Она была Кандальникова!

А сын родится настоящим Егором Георгиевичем!

- Венчается раб Божий Георгий с рабою Божией Любовию! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа...

Эти слова взлетали под своды храма, отражались от стен причудливым эхом, множились и дробились на тысячи слов и звуков, обволакивая счастливую Любашу надеждой, что всё теперь в её жизни будет хорошо.

Хорошо и счастливо...

Понёва - элемент русского народного костюма, женская шерстяная юбка замужних женщин из нескольких кусков ткани.