Любаша пришла в замешательство, ей внезапно стало душно. Глядя, как медленно закрывается входной люк, она изловчилась и успела выскочить из корабля в самый последний момент.

Летающий аппарат с рёвом поднялся над землёй.

- Командуйте, Люба! Вы должные посадить корабль и вернуться на борт! Вы должны лететь, - глухо, еле слышно надрывался чей-то голос.

- Я и так могу лететь! - засмеялась Любка и, легко подпрыгнув, взвилась в высоту, поднявшись над зависшим кораблём. - У меня есть крылья!

Она вытянула вперёд руки, которые были сплошь покрыты чёрными блестящими перьями.

- Хорошо, - устало согласился голос. - Сами, так сами... Летите...

Она наслаждалась полётом. Попадая в невидимый поток, она, замирая, вытягивалась всем телом и парила в  небе, рассматривая проплывающие снизу ландшафты.

Внезапно всё исчезло, и Любка погрузилась в такую кромешную тьму, что перестала видеть собственные руки. Она словно растворилась в черноте...

* * *

- Девята девка - завсегда ведьма! Забирай, Зосима, сироту, мне, старой, её не прокормить, там кроме неё голодных ртов орава. Может, ещё кого возьмёшь? - жалобно попросил скрипучий старушечий голос.

- А чего она глаз-то не открывает? Да тоща больно, болезная, что ль? - проговорил мужик. - Как зовут-то?

- Нет, не болезная - здоровёхонька, - старушечьей голос явно взбодрился. - Ребятишки вроде Замухрышкой дразнят - мать её от знобухи страдала, пока господь не прибрал.

- Лихорадило, стало быть? - задумчиво произнёс мужской голос.

- Лихорадило, лихорадило... - подхватила бабка. - А как малую звать-величать и не упомню - зови как хочешь... Ей, сироте горемычной, всё едино. А глаз не размежит - так это от страху. Сам знаешь, что про тебя люди брешут, мол, ведьмак ты, мол, с чертями дружбу водишь да на иконы плюёшь. Вот и боится тебя.

- Так если я такой богохульник - зачем ты, старая, мне её притащила? Не страшно? - хохотнул Зосима.

- Так одно, зиму-то не перезимует... С голодухи помрёт. А у тебя амбар полон...

При этих словах девчонка тут же разлепила глаза, поудобней устроилась на широкой скамейке и уставилась на Зосиму. На колдуна, который по ночам детей в котле варит и ест вместе с костями - так ей сестра сказывала...

Любка оказалась в тёплой бревенчатой избе. Она с удивлением рассматривала интерьер, напомнивший ей экспонаты краеведческого музея под названием "Крестьянский быт девятнадцатого века"...

* * *

Но тут в мозгу что-то щёлкнуло, словно тумблер переключился, и она вдруг увидела себя ученицей второго класса в синем платье из далёкого школьного детства и белых колготках, держащей за руку соседку по парте Леночку Листову.

Вертя головами, они шли по залам городского музея в растянувшемся строе одноклассников. Сзади них, хихикая и толкая друг друга, двигались Юрка Гастропод и Лёнька Ниткин, а впереди - Ирка Коркина с толстой и вечно жующей Милицей Хайфиц. Даже на экскурсии толстушка умудрялась украдкой доставать из висящей через плечо сумочки маленькие круассанчики и втихаря засовывать себе в рот.

Мальчишки периодически толкали в спину то Любочку, то Леночку и, тыкая пальцами в выставленные экспонаты, беспричинно смеялись, зажимая руками рты.

Любочка только крутила головой с тугими замысловатыми косичками, закрученными над ушами наподобие рожек, и не могла понять, что так веселит Юрку и Лёнчика.

- Останавливаемся! - скомандовала классная руководительница Серафима Андреевна, подняв руку над головой. - Дети, сейчас я познакомлю вас с экскурсоводом, Марией Павловной, она расскажет нам увлекательные истории.