— Вдруг предо мною промелькнули картины прошлого, — взволновано произнес он, — прошлого, которого со мною никогда не было, но я почему-то уверен, что это моя жизнь… Даже юность в Париже, я никогда не бывал в Париже… и почему я решил, что этот город именно Париж? Я был одним из лучших студентов… кажется, я выучился на врача…

Он прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям, на страшном лице играла спокойная улыбка.

— Потом я вернулся в родную Швейцарию… я вижу Николь, она так прекрасна, и смотрит на меня тем взором, о котором я в дни своего уродства не смел и мечтать… Неужто все это было со мною…

— Попытайся вспомнить все по порядку, — попросила я.

Обрывки воспоминаний моего нового знакомого подтверждали версию Константина.

— Попытайся, Карл, — произнесла я, сделав ударение на его имени.

— Карл, — повторил он, — у меня было такое звучное имя! Я не был красив, но не был уродлив… Александра, попытайся сама увидеть картины памяти моей души… Помоги мне…

Карл взял меня за руку, его прикосновение не испугало меня.

Я опишу историю, которая промелькнула пред моим взором подобно трагичному спектаклю. Мне удалось не только увидеть картины жизни Карла, но и почувствовать его боль…

Солнечное ясное утро в небольшом уютном швейцарском городке у подножия Альп. Карл собирается на службу. Он врач, как мой друг Майер. Николь угощает супруга горячими булочками с молоком. Люсьен, младший брат Карла, мальчик лет семи занят игрою. У Карла семья, и он счастлив. Спокойное добродушное лицо Карла никак не похоже на теперешнюю злобную маску, подаренную Франкенштейном. Он среднего роста, темноволосый, смуглый, с приятными чертами лица.

Несмотря на счастливую безмятежность в ярких красках, я почувствовала волнение. Неужто светлая солнечная картина подобна затишью перед бурей.

— Люсьен, ты больше не будешь убегать далеко из дома? — спросил Карл брата.

Мальчик виновато опустил глаза.

— Да! — весело воскликнула Николь. — В округе бродят монстры, вот схватят тебя и съедят…

Скорчив гримасу, она защекотала Люсьена, залившегося заразительным смехом.

Больно было смотреть, предчувствуя, что в этот счастливый дом пришла смерть.

Карл задержался на день, его пациент из близлежащей деревни был серьезно болен. Он вернулся домой лишь на следующее утро. Уже тогда сердце Карла не покидала тревога. Я чувствовала его волнение. Беспокойство усилилось, когда он увидел толпу горожан, собравшуюся у входа в его дом.

Завидев Карла, люди расступились, виновато опустив взоры. Доктор вбежал в дом. На пороге городской судья схватил его за руку.

— Мой друг, мне очень жаль, но вас постигло несчастье, — его голос звучал удивительно бесстрастно.

Возмущенный Карл вырвал руку и твердым шагом вошел в комнату. На полу лежали два тела, накрытые белыми покрывалами. Жандарм что-то задумчиво писал в своем блокноте.

Несчастный Карл, со стоном он упал на колени. Невозможно передать его боль, от которой по моему телу пробежала дрожь. Он сидел на коленях на полу между трупами самых дорогих его сердцу людей.

— То, что вы сейчас услышите, будет страшнее увиденного, — прозвучал бесстрастный голос судьи, — ваша жена в порыве безумия убила вашего брата, а потом, осознав ужас содеянного, наложила на себя руки…

Судья отпрянул, поймав взгляд Карла, полный нескрываемой злобы.

— Как вы смеете порочить имя моей покойной супруги? — прорычал он.

Карл поднялся с колен и угрожающе направился к судье.

— В руках мадам Николь был нож, — заметил испуганный жандарм, преградив путь Карлу.