Висящие на отвесной стене три темные фигуры неопределенной формы вдруг выметнули длинные гибкие щупальца. Присоски щупалец неслышно впились под подоконник распахнутого окна на верхнем этаже. Плавно перетекая сочленениями гибкой плоти, последние уцелевшие члены группы захваты поползли вверх. Из открытого окна вырвался столб огня. Словно цветок, раскрылся, распадаясь на три узких лепестка. Лепестки закрутились винтом, будто лопасти погибшего вертолета. Огненные лезвия рассекли подтягивающиеся к окну щупальца. Члены группы захвата бесформенными кляксами распластались по стене, стараясь удержаться на шероховатостях старого шлакоблока… Вращающиеся огненные лопасти крутанулись еще разок, потом сомкнулись обратно в бутон пламени. Тот изогнулся, внимательно разглядывая стену в поисках противника… Радостно содрогнулся – нашел! Лепестки бутона сложились в гротескное подобие пасти, выметнулся длинный огненный язык… Чмок! – кончик языка легко подхватил одну из клякс и вмиг втянул в распахнутую пасть пламени. Лишь судорожно забился пучок черных щупальцев, и десантник Общества скрылся в раззявленном рте хищного цветка. Оставшиеся две кляксы мгновенно вспучились пушечными жерлами, плюнув навстречу приближающемся огненному языку шквалом металла. Чмок! Чмок! – распадаясь и вновь смыкаясь под ударами снарядов, язык пламени быстро слизнул уцелевших.

- Бовдуры! – подпрыгивая от возмущения, вопила Янка, - Так вам и треба, йолопам безмозглым! Водою треба було, водою!

- Ти-ихо! – Рико втащил расходившуюся Янку за угол дома. Следом, волоча впавшую в прострацию девчонку, метнулся Роман.

С пронзительны криком с тусклого неба обрушилась крылатая тень. Эта была птица, но больше других птиц, голая, без перьев и пуха. Ее кожистые нетопыриные крылья облаком накрыли проспект. Роман разглядел на ее спине окутанную черным, жутко неподвижную фигуру – вроде бы человеческую по очертаниям, но вызывающую твердую уверенность, что никакой это не человек! Задевая кончиками крыльев стены домов, птица пронеслась вдоль проспекта, и никого не обнаружив, взмыла ввысь.

- В нас вже и так по группам захвата перерасход! – продолжала бубнить расстроенная Янка, - Нову ж просто так не дадуть, бумажками замучають! От сучья видьма! Извини, Нёма, та иначе не скажешь!

Хищный огненный цветок повертелся во все стороны, выглядывая, нет ли еще где ему добычи, и неторопливо втянулся обратно за окно.

А на подоконнике…

Роман почувствовал, что стоит с по-дурацки раззявленным ртом, тупо пялясь на воздвигшуюся на подоконнике огромную фигуру в мрачно отблескивающих шипастых латах. Щетинящийся грозными металлическими штырями шлем, будто цельная стальная маска, скрывал лицо. Лишь круглые отверстия глаз взирали на мир озерами сплошной черноты. Из-под цельного забрала выметнулся хохот. Взмыл над горящей улицей – жуткий, до костей продирающий, но в то же время и какой-то киношно-ненатуральный.

- Отвага, сила, честь… - шелестящий, почти бесплотный шепот гулко и одиноко метался внутри шлема, словно кроме голоса там больше ничего и не было – ни шевелящихся губ, ни языка.

Роману стало очень не по себе. А было бы еще больше не по себе, если бы величественная фигура в латах не дергала все время головой, изо всех сил стараясь не втыкаться штырями шлема в оконную раму.

- Вы ничто! Вы пыль! – прошелестел голос и была в этом голосе такая темная, завораживающая уверенность, что Роман ощутил – да. Так оно и есть. Он – пыль, или станет ею. По одному лишь слову вот этого…

- Тьма пожрет вас и вечно блуждать вам во мраке! – шепот, оставаясь все тем же шепотом, взмыл до пронзительного, громового крещендо, вызывая нестерпимое желание самому сотворить с собой что угодно, лишь бы не слышать…

- Короче, уроды, отвалили в темпе, а то знаем мы вас, пацифистов… Добро, зло – главное, у кого ружье!– объявил вдруг из-под забрала совсем другой голос, ничем не схожий с недавним бестелесным шепотом.