Наконец он сказал:
— Да. Наверное, сегодня же. Как ты считаешь? — поинтересовался он у ошеломленного сына.
— О! Да! — воскликнул мальчик так, словно сбывалось его самое заветное желание.
— Хорошо, — пробормотал Уго. — Тогда, может быть, ты покажешь мне комнату, в которой я буду спать.
— Уго…
Единственный взрыв протеста был подавлен твердой волей мужчины, намеренного добиться своего. Подняв к своим губам руку с кольцом, он поцеловал ее и тихо сказал:
— Тсс.
Затем Уго отпустил ее, чтобы все свое внимание сосредоточить на Джимми. Он протянул ему руку. Остолбеневшая Сэнди смотрела, как они выходят из комнаты — мальчик и мужчина, объединенные руками и генетическим сходством, которое было так сильно, что становилось больно.
Может быть, она даже застонала от этой боли, потому что Джимми обернулся и, нахмурившись, посмотрел на нее.
— Ты хотела что-то сказать?
— Нет-нет. — Сэнди улыбнулась. — Я просто пытаюсь решить, где нам ужинать — в кухне или в столовой.
Эта отговорка была удачной импровизацией. Джимми недовольно поморщился.
— Только не в столовой, мам! — запротестовал он. — Там все такое большое и холодное. — И дернул отца за руку. — Мы ведь можем поесть в кухне, правда?
Вот твой выбор, большой человек, цинично подумала Сэнди. Этот мальчик, эта доверчивая рука, эта кухня и этот дом.
— Кухня — то, что надо, — согласился Уго, глядя на сына.
— Вот здорово! — просиял мальчик. — Я знал, что ты выберешь кухню. Эдвард ее больше всего любил… и кабинет, конечно. Пойдем наверх, я покажу мою комнату. Тебе она понравится.
Джимми не заметил, как поморщилась мать при упоминании имени Эдварда. Не заметил он и быстрого взгляда Уго, брошенного на Сэнди перед тем, как он позволил увести себя вверх по лестнице.
Позже они сидели за изрезанным кухонным столом, поедая переварившийся рис с креветками и притворяясь, что это очень вкусно. Наверное, Уго никогда в жизни еще не приходилось есть в кухне, думала Сэнди, не говоря уж о том, чтобы спать в спальне со старой мебелью.
У нее внутри все сжалось: нет, по крайней мере, последнее предположение неверно. Ее спальня на ферме была холодной и обшарпанной. А старая пружинная кровать немилосердно скрипела, когда они…
Сэнди в волнении вскочила из-за стола и, не обращая внимания на вопрос, читающийся в двух парах темных глаз, устремленных на нее, устремилась со своей тарелкой к раковине. Стоя над ней, она отдалась воспоминаниям о том мужчине, той кровати, о том, как он опустил ее на скрипучие пружины, и его заострившееся от страсти лицо нависло над ней. Он ласкал ее и руководил ею, постепенно доводя до той точки, в которой она скорее умерла бы, чем отказала бы ему.
В комнате было так холодно, что он натянул на них пуховое стеганое одеяло и заключил их обоих в теплый и мягкий кокон, внутри которого мешались их прерывистые дыхания, кожа касалась кожи и все чувства звенели, как натянутая струна. В этом коконе они провели всю середину дня, пока Джек с Риком работали в амбаре, Мэри ездила за покупками, а старый дом кряхтел под напорами ледяного северного ветра…
Кто-то прикоснулся к ее плечу. Сэнди чуть не подпрыгнула от неожиданности. Это оказался Уго. Она отпрянула. Он тихо вздохнул и повернул ее лицом к себе.
— Где Джимми? — пробормотала Сэнди, осознав, что они в кухне одни.
— Пошел разыскивать диафильм, который я обязательно должен посмотреть, — ответил отец ее сына, явно тронутый тем, что Джимми спешит приобщить его ко всем своим делам. — И я хочу воспользоваться моментом, чтобы извиниться за свои прошлые высказывания. |