— Ты полагаешь, что тебе нужно было решить, захочешь ли ты снизойти до Джимми или нет? Как ты смеешь стоять здесь, олицетворяя собой праведное негодование? — сердито воскликнула она. — Как смеешь считать себя настолько безукоризненным, чтобы выдвигать подобные обвинения? Ты прогнал меня, даже не выслушав! — Ее золотистые глаза гневно сверкнули. — Это было твоим решением, Уго! Все, что было потом, — это мое решение! Я не решала, любить ли мне Джимми или нет. Я просто любила его. Способен ли ты понять разницу?
— Материнская любовь безоговорочна, независимо от того, кто отец ребенка. Но отцу, прежде чем он посмеет его полюбить, нужны доказательства, что отец — именно он! Ты переспала с Риком через неделю после того, как переспала со мной. — Его обвиняющий палец уставился в нее. — Возможно, до рождения мальчика ты и сама не знала, кто из нас его отец.
— И что из этого следует? — холодно спросила Сэнди.
— Вот что, — прошипел он. — Твоим моральным долгом было сразу же поставить в известность меня, как только ты удостоверилась в том, что я отец ребенка.
Ничего… он не получил решительно ничего в ответ на свое последнее обвинение. Только враждебный взгляд, только непримиримо поджатые губы. Сэнди стояла, уперев руки в бока, принимая вызов так, словно способна была победить в схватке с таким тяжеловесом, как он. Ему вдруг захотелось тряхнуть ее за плечи, заставить сказать хоть что-то — и в то же время обнять, прижать к груди и целовать до бесчувствия!
Уго вздохнул, не в силах понять, что здесь так выводит его из себя. Окружавшее вызывало в нем так много чувств, что он не мог отделить одно от другого. Он обвел взглядом комнату, которая не сильно отличалась от комнаты его отца в Венеции. Снова взглянул на карту, и перед ним, как на ладони, предстали годы, потерянные из-за его слепого упрямства, а в ушах снова зазвучал голос Джимми, который бесхитростно рассказывал о том, как Эдвард Медфорд пытался заменить ему отца.
Как больно! Этот дом причинял ему боль. Эта комната, умерший мужчина, дух которого, казалось, все еще витает в ней… Эта женщина, которая отказывалась признать, что должна чем-то возместить ему то, чего лишила…
— Мне нужно уйти отсюда, — внезапно решил он.
Это было невообразимо! Он просто обогнул Сэнди и пошел к двери! Ей вдруг стало трудно дышать.
— Значит, ты опять уходишь, — с насмешкой бросила она ему вслед. — Куда делись твои речи о «едином целом», Уго? — продолжала язвить Сэнди. — А данное сыну обещание, что ты будешь здесь, когда он спустится вниз?
Его спина и плечи словно окаменели. Он остановился у двери.
— Я не нахожу оправдания тому, что в течение семи лет мой сын был лишен права на отцовскую любовь, — сдавленным голосом произнес Уго. — А также тому, что Эдвард Медфорд украл у моего отца то, что ему не принадлежит.
— Эдвард ничего ни у кого не крал. Это сделала я.
Уго повернулся и посмотрел на нее. Бледный, но по-прежнему уверенный в своей непогрешимости, с болью подумала Сэнди. По-прежнему высокомерно снисходительный, хотя и пытается бороться с этим.
— Эдвард Медфорд поощрял тебя и финансировал, когда ты прятала от меня сына, — отчетливо произнес он.
Сэнди поглубже втянула воздух в легкие и заставила себя сказать то, чего говорить не хотела.
— В день, когда родился Джимми, Эдвард умолял меня сообщить тебе об этом и предлагал любые деньги, чтобы я смогла защитить себя в суде, — призналась она. — Я отказалась.
Уго прищурился.
— Я тебе не верю.
— Мне неважно, веришь ты мне или нет, — ответила Сэнди. |