В результате проведенных во второй половине января переговоров с Центральным советом по борьбе с проституцией удалось прийти к своеобразному компромиссу. Совет, в очередной раз отвергнув высылку проституирующих особ в другие города, вынужденно согласился с идеей организации трудовых колоний, но лишь для социально опасной категории проституток (главным образом связанных с преступным миром) и «с обеспечением гарантий против расширительного толкования и возможных злоупотреблений» . Совет также поставил условие обязательности судебного приговора и для направления в колонию. В итоге за соответствующими административными органами признавались права «входить в суд с предоставлением о признании отдельных паразитирующих элементов социально опасными» с последующей их изоляцией.

В сентябре 1926 г. НКВД разработал и представил в Госплан для включения в готовящийся генеральный план борьбы с социальными аномалиями проект организаций трудовых колоний с принудительной работой и специальным режимом для 3 тысяч «особо злостных» проституток, который был встречен там вполне благосклонно. Кроме того, ВЦИК и СНК РСФСР решением от 9 августа 1926 г. дополнили Уголовный кодекс новой статьей, по которой лишением свободы на срок до 1 года каралось «заведомое постановление другого лица в опасность заражения венерической болезнью» независимо от того, произошло заражение или нет. В октябре Совнарком в принципе принял постановление о принудительном освидетельствовании и лечении венерических больных, находящихся в заразном периоде, предложив Наркомздраву уточнить категории населения, подпадающего под него. Среди установленных вскорости 8 категорий упоминались и лица, «ведущие, по сведениям органов административного надзора, Такой образ жизни, при котором они могут стать источником массового распространения болезней». Это постановление в дальнейшем также начало использоваться для преследования проституток.

И все же социалистическое государство по прежнему избегало прояснения своей правовой позиции в отношении института проституции, карая за занятие ею с помощью косвенно касающихся публичных женщин юридических актов. На уровне же общественного сознания идея насильственного репрессивного искоренения института продажной любви поддерживалась. Так, в 1931 г. одна из участниц совещания женщин–членов ЦИК СССР и ВЦИК говорила: «На сегодня безработицы нет, а еще имеются кадры проституток. Здесь одна из товарищей говорила, что надо создавать профилактории и т. п. Занимались этой филантропией, хватит. Надо не филантропией заниматься, а издавать такой закон, который преследовал бы проституцию как уголовное преступление. Это будет не филантропия, а в корне подобреет проституцию…»  Но властным структурам более простым казался путь объявления продажных женщин сознательными классовыми врагами. Довольно распространенным в то время было мнение, выраженное известным публицистом социологом Д. И. Лассом: «Всех социально запущенных и отказывающихся от работы проституток следует рассматривать как дезертиров трудового фронта, как вредителей нашего строительства. Для них остается один путь исправления – изоляция и принудительное перевоспитание» .

Репрессивная деятельность милиции усиливалась. Формально основанием для этого явилось постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 29 июля 1929 г. «О мерах по борьбе с проституцией». Женщин, согласно весьма расплывчатой формулировке постановления, «стоявших на грани проституции», административные органы теперь почти на законных основаниях отлавливали в ночлежках, на барахолках, на вокзалах, в ресторанах.