|
волна публичных судов в Ленинграде начала спадать, но по прежнему сохранялась ориентировка на вытеснение обычаев церковного брака из быта молодежи. Иногда непреклонные комсомольцы смягчались, видя страдания новоявленных Ромео и Джульетта с фабричной окраины. Так, например, в 1927 г. комсомольское собрание Балтийского завода, рассматривая заявление комсомольца с просьбой разрешить ему венчаться, поскольку его любимая девушка иначе вступить в брак не соглашается, приняло решение: «Ввиду того что Н. принимает активное участие во всей ячейковой работе, а также является безбожником в действительности… в отношении Н. провести исключительный случай и разрешить ему совершение религиозных обрядов». Но подобные исключения были не столь частыми, обычно комсомольские организации занимали резко отрицательную позицию, аналогичную реакции коллектива ВЛКСМ «Красного треугольника», который, отметив с своем отчете два случая церковного брака на предприятии в 1928 г., подчеркнул, что это – одно из самых отрицательных явлений в быту молодежи . Это, конечно, свидетельствовало о настойчивом и далеко не деликатном вмешательстве в проблемы личной жизни человека на основе политизации и идеологизации всех ее сфер, о нарочитом и опасном противопоставлении политических интересов семейным.
К началу 30 х гг. благодаря массированному наступлению на позиции религии в обществе факты церковного бракосочетания в среде ленинградской рабочей молодежи практически изживаются. Но процесс идеологизации семейных отношений продолжается. Советская административно командная система даже наращивала бесцеремонное вторжение в сферу личной жизни своих сограждан, превращая семью в политическую единицу общества. На бытовой конференции в Ленинграде в 1929 г. в качестве образцового усиленно пропагандируется такой семейный уклад: «В свободное время мы помогаем друг другу разбираться в политических событиях. Она читает собрание сочинений В. И. Ленина, а я в политшколу хожу» .
Молодежи настойчиво внушается, что новый человек – это прежде всего передовой общественник, для которого интересы класса, коллектива всегда должны быть выше личных. Подобные идеи порождали конфликты в молодых семьях в 30 х гг., которые приобретали массовый характер. В 1934 г. на страницах»Комсомольской правды» развернулась дискуссия по проблемам комсомольской семьи. Молодые рабочие комсомольцы, до предела загруженные общественной работой, жаловались в своих письмах на конфликты с женами. «Вот поженились мы, – писал секретарь комитета ВЛКСМ одного из ленинградских заводов, – и вижу: из за Нюры работа страдает. Решил взяться за работу, дома скандалы. Поругаешься и уйдешь в ячейку, а оттуда возвращаешься в час ночи» . Подборка таких писем, рассказывавших о том, что молодые рабочие просто не могут жениться из за производственных и общественных перегрузок, была опубликована в книге «За любовь и счастье в нашей семье». Особо печальными представляются откровения молодых работниц. «Может быть, она (семья. – Н.Л.) является лишним грузом, – размышляла одна из них, – тянущим комсомольцев назад или в сторону от их прямых целей и задач?» Цели и задачи – это, по видимому, построение социалистического общества форсированными темпами, которым такие досадные мелочи, как индивидуальное счастье в семье, просто мешали.
Уместно здесь вспомнить, что в крестьянской России брак имел довольно высокий статус. Неженатые мужчины и незамужние женщины презирались, считалось, что не женятся и не выходят замуж только физические и нравственные уроды. Однако отток молодежи в города уже до революции ослабил прочность семей и снизил престиж семейной жизни. Эти тенденции заметно окрепли под влиянием активно пропагандируемого в Советском государстве примата общественных устремлений над личными.
В Петрограде стремление молодежи к вступлению в брак снизилось в первые же послереволюционные годы. |
