Безусловно, находились и обоснования для этого: обострение международной обстановки, сокращение трудовых ресурсов, стремление к достижению равенства полов. Приводилось и немало примеров положительных результатов, в частности замещение мужчин, мобилизованных в армию во время Великой Отечественной войны, но вряд ли все это способно было компенсировать потери, которые понесли как семья в целом, так и женщины матери в генетическом смысле, и те последствия, которые ощущали и до сих пор ощущают последующие поколения.
Действительно, характеризуя попытки Советского государства создать некий образец пролетарской семьи и результаты этих мероприятий, нельзя оставить без внимания вопрос о взаимоотношениях детей и родителей. Важна также и проблема воспроизводства потомства, что в определенной степени демонстрирует прочность семьи.
Многие ленинградцы, чья юность совпала с первым десятилетием Советской власти, в результате империалистической и гражданской войн были лишены нормальных полноценных семей. Это коснулось и рабочих. По данным 1923 г., 20% юношей и девушек из пролетарских слоев не имели одного из родителей . Подобная ситуация сама по себе не способствовала воспитанию устойчивых представлений о взаимоотношениях в семье. Помимо этого, юношам и девушкам в 20–30 х гг., даже имевших родителей, пришлось пережить мучительную ломку традиционно сложившихся взглядов на семейную жизнь, что нашло выражение в политизации родственных отношений в семье. Индивидуальный семейный быт противопоставлялся общественному, и среди молодежи активно пропагандировалась никчемность прочных связей внутри семьи, между ее поколениями. Значительной критике подверглась христианская заповедь «Чти отца своего». Небезызвестный А. Б. Залкинд утверждал: «Пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на классово пролетарской точке зрения… коллективизированного, дисциплинированного, классово сознательного и революционно смелого отца. Других же отцов надо перевоспитывать, а если они не перевоспитываются, дети этически вправе покинуть таких отцов, так как интересы революционного класса выше блага отца» .
Размежевание поколений в рабочих семьях в этот период происходило в основном на почве борьбы с религией. Несмотря на довольно сильное распространение накануне революции стихийного атеизма, в пролетарской среде строго соблюдали обычаи церковных праздников, устои религиозной морали. И естественно, что конфликт поколений возникал прежде всего из за отказа венчаться или крестить ребенка, а иногда и просто посещать церковь в дни отмечаемых в народе Рождества и Пасхи. Споры между детьми и родителями возникали на почве уничтожения икон, которые были обычным атрибутом жилищ рабочих. Нередко в антирелигиозном порыве, систематически провоцируемом комсомольскими организациями, юноши и девушки попросту без согласия родителей сжигали иконы, вызывая законное недовольство старших. Подстрекателями в этой ситуации часто выступали партийные активисты. На областной Ленинградской конференции С. М. Киров в 1929 г. призвал молодежь поскорее расстаться с изображениями Бога. «Могут сказать: неловко обижать родителей, – заявлял секретарь обкома ВКП(6), – все это чепуха!»
И все же в 20 е гг. конфликт отцов и детей в ленинградских рабочих семьях не выходил за рамки традиционного различия во взглядах между поколениями, связанного с появлением новых форм культуры и быта. Воспроизводство рабочего класса происходило на его собственной основе путем естественного пополнения, поэтому юноши и девушки, трудившиеся на фабриках и заводах, имели целый ряд социальных преимуществ, связанных с происхождением их родителей: первоочередность в получении работы, отправке на рабфак, предоставлении жилья и материальных благ. Ситуация резко изменилась на рубеже 30 х гг., когда ряды рабочего класса начинают пополняться представителями крестьянства, служащих, интеллигенции. |